– Понимаю, – кивнул генерал Свечников, – британцы, как всегда, стараются убить одним выстрелом двух зайцев. Они вооружают наших врагов, науськивая их на новую власть, и пытаются взвалить всю вину на немцев, с которыми у нас заключен мирный договор. Да, англичане издавна славятся своим коварством и подлостью.

– Именно так, Михаил Степанович, – сказал я. – Потому я и хочу обратиться к товарищу Дзержинскому. Необходимо с помощью наших людей в Норвегии и Швеции выйти на посредников, через которых «лесные бароны» получают британские деньги и оружие, и предупредить их, что если они продолжат свою деятельность, направленную против советской России, то у них в самом ближайшем будущем начнутся крупные неприятности. И не только финансовые.

– А нам что делать с самими «лесными баронами»? – спросил Эйно Рахья. – Ну, перестанут к ним поступать деньги и оружие. Так ведь у них и своих денег хватает. Да и оружие какое-никакое имеется. У каждого охотника есть ружье, а то и не одно. А стреляют они – белке в глаз попадают…

– С охотниками и лесорубами, – сказал я, – вам, товарищ Рахья, придется поработать лично. Используйте для этого всех ваших однопартийцев-финнов. Пусть они разъяснят простым людям, что «лесные бароны» их обманывают и советская власть никого в Сибирь выселять не будет. И что восстание, если оно и случится, будет подавлено самым решительным образом, но при этом прольется кровь, очень много крови. Что же касается самих «лесных баронов», то нам без помощи уполномоченного Совнаркома генерал-майора Маннергейма никак не обойтись. У него есть немало знакомых среди промышленников и предпринимателей бывшего Великого княжества Финляндского. В их числе и «лесные бароны». Надо попросить Густава Карловича пригласить некоторых из них – самых рассудительных и влиятельных – к нам для беседы. Эти господа хорошо умеют считать и деньги, и риски. Им следует объяснить, что в случае, если начнется мятеж, в Финляндии будет введено военное положение со всеми вытекающими из этого последствиями. То есть судопроизводством будут заниматься революционные трибуналы – это нечто вроде военно-полевых судов времен премьера Столыпина. А что прикажете делать – на войне как на войне. Пусть даже эта война и гражданская…

Эйно Рахья одобрительно кивнул, а я продолжил:

– Кроме того, господ «лесных баронов» следует предупредить, что все движимое и недвижимое имущество тех, кто в той или иной степени примет участие в мятеже, будет конфисковано или национализировано, а сами они расстреляны или высланы в места пострашнее Сибири. Товарищ Дзержинский сказал мне, что в Совнаркоме находится на рассмотрении проект Декрета о военном положении где предусмотрены именно такие санкции в отношении тех, кто открыто выступит с оружием в руках против советской власти или примет участие в организации мятежей. Так что мы в данном случае отнюдь не будем блефовать. И возможно, что Финляндия может стать первой территорией, на которой начнут действовать положения этого декрета. Хотя нам очень не хочется стать в этом деле первооткрывателями.

– Товарищ Лесков, – сказал Эйно Рахья. – Вы, как я слышал, собираетесь завтра отправиться в Петроград. Я попрошу вас сообщить о том, что у нас происходит, лично товарищу Сталину и товарищу Дзержинскому. И передайте им, что мы, финские большевики, сделаем все, чтобы не допустить контрреволюционного мятежа. Но при этом мы надеемся на помощь советской России.

– А бойцы второго корпуса Красной гвардии, – добавил генерал-майор Свечников, – окажут финским товарищам вооруженную поддержку. Андрей Николаевич, я попрошу вас передать это товарищам Сталину и Дзержинскому.

– Как только я прибуду в Петроград, то непременно доложу обо всем здесь сказанном председателю Совнаркома товарищу Сталину, – сказал я и, встав со стула, надел фуражку, показывая, что наш импровизированный военный совет закончился. – Ну, а с товарищем Дзержинским мне все равно придется встретиться, чтобы обсудить с ним первоочередные меры по усилению охраны государственной границы. Думаю, что правительство советской России окажет нам всю необходимую помощь. Честь имею, Михаил Степанович. Всего доброго, товарищ Рахья. До скорой встречи!

12 февраля 1918 года, около полуночи. Забайкалье, окрестности станции Даурия

До станции Даурия спецкоманда старшего лейтенанта Николая Бесоева и неполная сотня Аргунского полка под командованием подъесаула Ивана Тетери добирались чуть больше недели. Выступили они с восемьдесят четвертого разъезда ранним утром пятого февраля. Шли в обход через перевал Нерчинского хребта, расположенный примерно в тринадцати верстах восточнее того, через который проходила железная дорога. Путешественники пользовались этим путем редко, а уж зимой он считался почти непроходимым. Но, как говорится, «почти не считается». Казаки Аргунского полка с детства знали в этих местах каждую тропку и каждую расщелину в горах. Здесь зимой они охотились на белку с соболем, а осенью били кедрач.

Экспедиция была замаскирована под обычный санный обоз – четыре десятка саней-розвальней, запряженных маленькими лохматыми монгольскими лошаденками, за которыми в поводу шли укутанные попонами боевые кони. На розвальни погрузили амуницию и фураж, в них же разместились казаки постарше. Молодежь же, как и экипированные по-походному бойцы из команды Бесоева, встала на лыжи – бить перед обозом занесенную недавним бураном тропу.

Так и тронулись в путь. Провожало их почитай все командование Забайкальской бригады: Сергей Лазо, Зиновий Метелица, Георгий Богомягков, Василий Балябин и другие. Обнялись на прощание, помахали вслед уходящему отряду руками и вернулись к своим делам, которых еще было ой как много.

Тем временем на станцию Борзя непрерывным потоком прибывали добровольцы, и этот поток не ослабевал, а только усиливался. Помог этому захваченный Зиновием Метелицей японский капитан Окуномия. Нет, сам он знал не очень много. Кое о чем он догадывался или предполагал. Но даже и этой малости, выложенной им как на духу под воздействием «сыворотки правды», хватило для того, чтобы забайкальское казачество буквально вскипело.

Японцев тут не любили поболее иных. Даже соседи по ту сторону границы, с которыми казаки нет-нет да и резались не на жизнь, а на смерть из-за угнанного скота, не вызывали к себе такой ненависти. То было зло привычное и мелконазойливое, с ним уже казаки успели сжиться и сродниться. А вот японцы, с которыми казаки и воевали-то только один раз, ощущались как самое настоящее зло. Новость о том, что Семенов хочет посадить им на шеи «вот энтих косорылых», взбесила буквально всех, за исключением разве что самых богатых и их верных прихвостней, рассчитывающих хорошо устроиться при любой власти, кроме советской.

Так что существующие батальоны и эскадроны бригады быстро пополнялись добровольцами. Кроме того, в преддверии боев за перевал формировались новые части, в том числе и четыре лыжные роты из лучших охотников, которых вооружили захваченными у японцев винтовками «Арисака». Для лесных снайперов, и из дедовской кремневки бьющих белку в глаз, такое оружие, по выражению русского оружейника Федорова, «обладающее избыточной точностью», оказалось в самый раз.