Амано приуныл:

– Война, голод… нынешний год принес много бедствий для Ширакавы.

– Я хочу осмотреть имение, – заявила она. – Поехали вместе.

Раку поднял голову и навострил уши. Казалось, он всматривается и вслушивается. Жеребец радостно заржал, когда приблизилась Каэдэ, но продолжал глядеть вдаль.

– Полагаю, он скучает по хозяину, – отметил Амано. – Пусть это вас не беспокоит. Он приживется у нас и справится с тоской.

Каэдэ похлопала по светло-серой гриве. «Мне тоже его не хватает, – прошептала она. – Справимся ли мы с тоской?» Каэдэ почувствовала, как укрепляется связь между ней и конем.

Она провела в седле все утро, исследуя окрестности в компании Кондо и Амано. Спустя несколько Дней служанки со слезами радости на глазах встречали у дверей дома Шойи Киеси, первого вассала отца. Шойи был тяжело ранен в бою, и все полагали, что он умер. Он прекрасно знал имение, деревни и местных крестьян. Каэдэ сразу смекнула, что может почерпнуть от него множество важных сведений. Сначала Шойи посмеивался над ней, находя странным и забавным, что подобные вещи интересуют девушку, однако его удивило, как быстро она запоминает и схватывает суть дела. Он согласился обсуждать с ней хозяйственные проблемы. Каэдэ никогда не забывала, что Шойи не одобряет ее действий, и все же доверяла ему.

Отец почти не интересовался повседневными делами по управлению имением, и Каэдэ оставалось только сетовать на его легкомысленность и равнодушие. Он целыми днями читал и писал в своих комнатах. Каэдэ каждый вечер заходила в покои отца и терпеливо наблюдала за ним. Он часами вглядывался в сад, где без устали работали служанки, и молчал, лишь иногда бурча что-то себе под нос и жалуясь на судьбу.

Каэдэ умоляла отца поделиться своими знаниями:

– Относись ко мне, как к сыну.

Но он не воспринимал просьбы всерьез:

– Жена должна быть послушной и по возможности красивой. Мужчины не любят чересчур умных женщин.

– Никому не помешает толковый собеседник, – возражала Каэдэ.

– Мужчины не разговаривают с женами, они разговаривают друг с другом, – отвечал отец. – В любом случае, у тебя нет супруга. Ты нашла бы себе лучшее применение, если бы снова вышла замуж.

– Мне не выйти замуж, – убеждала она. – Поэтому я должна учиться. Все обязанности хозяина дома мне придется выполнять самой.

– Ты, несомненно, выйдешь замуж, – пресек разговор он. – Кто-нибудь устроит брак.

К счастью, сам отец и не думал заняться этим.

Она продолжала приходить каждый день, опускалась на колени, когда он готовил чернила и брал кисточки. Каэдэ наблюдала за каждым штрихом. Она умела читать и писать гладкой скорописью, которой обучали всех девочек, но отец использовал мужской почерк, и очертания иероглифов напоминали прочные и непреодолимые тюремные решетки.

Каэдэ терпеливо наблюдала, и наступил день, когда он дал ей в руки кисть и велел написать иероглифы для слов «мужчина», «женщина» и «ребенок».

Каэдэ была от природы левшой и взяла кисть в левую руку, но, заметив, как нахмурился отец, переложила ее в правую. В результате пришлось прилагать больше усилий. Она писала смело, копируя движения кисти отца. Он долго смотрел на ее произведение.

– Ты пишешь как мужчина, – сделал он вывод.

– Представь, что я и есть мужчина. – Каэдэ почувствовала на себе его взгляд и подняла глаза.

Отец взирал на дочь, будто на незнакомку, чужеземную гостью, которая встревожила и одновременно очаровала его.

– Любопытно проверить, – сказал он, – способны ли девушки к учебе. Ведь у меня нет и уже не будет сына…

Господин Ширакава замолчал и устремил пустой взор вдаль. Впервые он упомянул, хоть и косвенно, о смерти жены.

С того момента он учил Каэдэ всему, что полагается знать образованному юноше. Аямэ отчаянно порицала затею, как почти все в доме, включая Шойи, но Каэдэ не обращала на них внимания. Она быстро впитывала знания, которые нередко приносили огорчение.

– Отец рассказывает мне, почему миром правят мужчины, – жаловалась она Шизуке. – Каждое писание, каждый закон утверждает и оправдывает их превосходство.

– Так устроен мир, – ответила Шизука.

Той ночью они лежали рядом и перешептывались. Аи, Хана и остальные женщины спали в соседней комнате. Ночь была спокойной и холодной.

– Не все так считают. Может, есть другие страны, где люди мыслят иначе. Даже здесь находятся такие, кто смеет думать по-другому. К примеру, госпожа Маруяма… – Голос Каэдэ стал еще тише. – Потаенные…

– Что ты знаешь о Потаенных? – рассмеялась Шизука.

– Ты сама рассказывала давно, когда только пришла в замок Ногучи. Потаенные верят, что Бог создал всех людей равными. Тогда я подумала, что и ты, и они, вероятно, сумасшедшие. Но теперь, когда я узнала, что даже Просветленный плохо отзывается о женщинах – по крайней мере так утверждают монахи и священники, – я уже сомневаюсь в своей правоте.

– Чего же ты хотела? – спросила Шизука. – Историю, священные тексты и даже стихи пишут мужчины. Нам не под силу изменить этот мир. Остается лишь научиться выживать в нем.

– Среди женщин тоже есть писатели, – возразила Каэдэ. – Я слышала несколько рассказов в замке Ногучи. Но отец запрещает мне их читать, они якобы совратят мой ум.

Иногда Каэдэ казалось, что отец специально подбирает такие сочинения, в которых авторы жестко оценивают женщин, хотя не исключено, что других просто нет. В особенности ей не нравился Кун-Фу-цзы, вызывавший неизменное восхищение отца. В тот вечер, когда прибыл гость, она как раз записывала мысли мудреца под диктовку.

Погода резко изменилась. Влажный воздух пропитался холодом. Над долинами повис туман, смешанный с дымом костров. В саду от влаги поникли тяжелые головки хризантем. Последние недели служанки шили зимнюю одежду, и Каэдэ с благодарностью приняла стеганое нижнее белье, которое теперь носила под платьем. Приходилось много сидеть и писать, а в холодной комнате быстро замерзали руки и ноги. Скоро придет время устанавливать жаровни… Каэдэ с тревогой ожидала наступления зимы, к холодам дом был еще не готов.

К двери подбежала Аямэ и с тревогой произнесла:

– Прибыл господин Фудзивара.

– Я оставлю вас, – сказала Каэдэ, положила кисточку и встала.

– Нет, не уходи. Соседу будет интересно познакомиться с тобой. Несомненно, он приехал узнать новости из Восточного Края.

Отец отворил дверь и вышел поприветствовать гостя. Он обернулся, позвал Каэдэ, а затем опустился на колени.

Двор был полон всадников и слуг. Господин Фудзивара выходил из паланкина, стоявшего рядом с большим плоским камнем. Насколько Каэдэ помнила, камень установили в саду именно для этой цели. Она надеялась, что гости догадались захватить с собой съестные припасы, но удивилась тому, что кто-то добровольно выбирает перемещение в паланкине. Вслед за отцом Каэдэ опустилась на колени. Один из слуг расстегнул сандалии господина Фудзивары, и тот ступил в дом.