Фиона целую ночь не смыкала глаз. Все кошмары обрушились на нее. Может, сказать Эдварду? А что, если он не поймет? Может, и поймет, но решит, что единственный способ разделаться со страхом — это преодолеть его.

К завтраку она вышла в бриджах, но под глазами лежали темные круги, которые, словно синяки, выделялись на белой коже. Она молилась, чтоб погода испортилась, но день был, как назло, великолепный: изумрудная гладь озера сияла за окном под ясным небом, розовым на горизонте; на фоне озера отчетливо серебрились распускающиеся сережки ив, зеленовато-серые ветки австралийской акации, или мимозы, как по привычке называла ее Фиона, начинали желтеть. Весна была на пороге.

Фиона не могла доесть свою овсянку и чуть не подавилась тостом. Она видела, как нахмурился Эдвард, но не придала этому значения. Он объяснил детям, кто чем должен заниматься.

— А ты, Виктория, что-нибудь приготовь из еды. Стоило бы воспользоваться уроками вашей гувернантки. Сделай какое-нибудь простенькое блюдо, но только отнесись к этому серьезно. Мало ли что не нравится. Вот мисс Макдоналд не хочет учиться верховой езде, но идет. А ты, Элизабет работу за нее не делай, лучше приберись у себя в комнате. Я заметил, что твоя часть комнаты не такая опрятная, как у Вики. Ясно? Мы скоро вернемся. Чем скорее мисс Макдоналд научится ездить, тем спокойнее на душе у меня будет. Ну, идемте, мисс Макдоналд, — вежливо позвал ее Эдвард.

Фиона тяжело вздохнула, потерла шрам, как делала это всегда, когда волновалась, и поплелась за ним. Молча подошли они к конюшне. Эдвард говорил с ней почти ласково:

— Совершенно не о чем беспокоиться. Во-первых, вы любите животных, во-вторых, я дам вам пони Джеймса, старину Хойхо, предобрая скотина. У нас как-то была студентка университета, помогала по домашнему хозяйству, приехала на рождественские каникулы немного подработать и попрактиковаться, а прожила целых три месяца. Она чуть не умерла от страха, впервые увидев лошадей, а уезжая, не могла расстаться с ними. Не так давно я получил от нее письмо. Она берет лошадь напрокат у себя в городе, так ей полюбилась верховая езда.

Эдвард пошел в конюшню и вернулся со старым Хойхо; на спину ему был наброшен мешок.

— А где... а седло?

— Первый раз лучше так. Это дает вам особое ощущение тепла и движений животного.

Фиона отскочила в сторону. Ничего себе, ощущение тепла и движений животного! Что за ужас! Она взглянула на крепкие копыта, крутой бок, крупные оскаленные зубы... В глазах потемнело. Она пыталась успокоиться. Нельзя проявлять слабость перед Эдвардом. Жалость ему неведома.

Эдвард подставил ладонь ей под ногу.

— Надеюсь, вы не перекинете меня через спину?

— Я в этом деле не новичок. Не бойтесь. Он дал ей в руки ненатянутый конец поводьев.

— Вы уверены, что он не двинется, когда я буду садиться?

Он усмехнулся, показав крепкие белые зубы.

— Честно говоря, ему надо здорово врезать по крестцу, чтоб заставить сдвинуться с места. Он такой ленивый. К тому же я взял его под уздцы. Ну, раз, два! Опля!

Фиону охватил ужас, когда она оказалась на спине пони. Она судорожно обхватила его коленями, руки машинально вцепились в гриву.

— Вот вы и наверху. Теперь немного расслабьтесь. Отпустите гриву и возьмите поводья. Сильно не натягивайте... Нет, нет, совсем свободно, его не придется сдерживать. Вот так...

— Эдвард, я не могу без стремян. Я валюсь, как мешок, из стороны в сторону. Нет, не могу. Я...

— Можете, мисс Макдоналд. Иначе этот страх останется с вами на всю жизнь.

— Но я все равно здесь не останусь, зачем тогда все это? Как только вам кто-нибудь подвернется, вы отделаетесь от меня.

Он только рассмеялся:

— Все страшное уже позади. Вы сидите. Нет уж, милая мисс Макдоналд, придется вам здесь пожить. Теперь я буду выбирать вашу преемницу более тщательно. Что касается верховой езды, то это не только необходимо в стране, где нет дорог, но и замечательно.

С этими словами Эдвард дал Хойхо хорошего шлепка. Фиона почувствовала, как животное двинулось, подталкиваемое Эдвардом. Следующий час был сущим кошмаром. Она окончательно убедилась, что Эдвард безжалостный тиран. Тщетно просила она его прекратить урок, когда он первый раз снял ее со спины пони и стал крепить седло; он был неумолим.

— С седлом и стременами вы почувствуете себя как на седьмом небе.

Но настоящий ад начался, когда Хойхо пошел трусцой. Фионе казалось, что она перенесла бы это легче, будь Эдвард менее терпелив. Но он был на удивление спокоен и благожелателен, уже у самой ограды вымолвил заветные слова:

— Отлично! На сегодня хватит.

Напряжение сразу спало.

С помощью Эдварда она слезла с пони, но силы оставили ее, и она начала валиться под ноги Эдварду. Он странно закричал, успел подхватить ее, медленно опустив на землю. Когда веки ее чуть затрепетали, он поднял ее и понес, не останавливаясь, домой.

Фиона медленно приходила в себя. Обморок был так глубок, что возвращаться к реальности не хотелось. Эдвард умудрился войти в дом незамеченным. Он поднялся на веранду, открыл французское окно и вошел в ее комнату. Затем аккуратно положил ее на кровать, отбросил рыжий завиток со лба, взял подушку, подложил под колени и накрыл стеганым одеялом. Присев на краешек кровати, взял ее безвольную руку. Фиона почувствовала тепло и мужскую силу, исходящую от мозолистой ладони. Рука ее невольно погладила его ладонь. Это был сон. С ней был Иан, она в надежных, любящих руках... Она открыла глаза. Эдвард! С искренним удивлением, словно разочарованный ребенок, она проговорила:

— Это вы?!

Эдвард посмотрел ей в глаза:

— А. кого вы ждали?

Фиона, медленно приходя в себя, машинально пробормотала:

— Иана. — И вдруг к неописуемому ужасу глаза ее наполнились слезами. Она резко отвернулась, положила руку на лоб, словно у нее разламывало голову, глубоко вздохнула, изо всех сил пытаясь сдержать рыдания. Большой палец Эдварда успокаивающе погладил ее ладонь. Фиона вспомнила, что так утешал ее отец, когда она забиралась к нему на колени, прислонив лицо к его груди.

— Ради Бога, простите меня. Не думал, что это истинный страх. Я решил, что вы боитесь лошадей, как все люди, впервые их увидевшие. Но здесь что- то другое, не так ли?

Да, да, подумала Фиона, истинный страх. Она молча лежала, не шевелясь, пока не почувствовала, что слезы высохли.

— Никто не видел, как мы пришли, — заговорил Эдвард. — Я выйду так же, как вошел, и скажу им, что вам немного не по себе, как это обычно бывает после первого урока, и что вы полежите в постели. Виктория может принести вам кофе. Идет?

— Да, спасибо, мистер Кэмпбелл.

Он поднялся, положил на одеяло ее руку, провел пальцем по ее щеке и произнес голосом, который она еще ни разу не слышала: