— Флер! — вырвалось у Фионы. — Это ваша спутница в ночном клубе?

— Ну да, а вы не знали?

— Нет, конечно. Дети никогда о ней не упоминали, Труди, сами знаете, не из сплетниц, а вы и я...

Она остановилась, и Эдвард криво усмехнулся и закончил за нее:

— А вы и я, мягко говоря, не особенно дружелюбны друг к другу.

— Вот именно.

— Наверное, вам надо кое-что знать о нашей жизни. Это мое упущение. Но я разозлился тогда не только из-за вас, но и из-за того, что вы мне напомнили о том вечере.

Фиона вдруг вспомнила его голос, когда он говорил жене брата, что говорить им больше не о чем. Бедная Флер... Может, и с ней Эдвард обращался так сурово по чистому недоразумению.

— Мистер Кэмпбелл, я ничего толком не знаю, но не кажется ли вам, что для Флер тоже выпали тяжелые времена? Ранги здесь легенда. У второй жены нет практически ни малейшего шанса соперничать с ее памятью. Ее преемнице можно только посочувствовать.

К ее немалому удивлению, Эдвард не возражал:

— Да, конечно. Но Флер оказалась... она просто оказалась перекати-поле. Совершенно безнравственной. И как только Роберту в голову пришло поставить ее на место Ранги... Женщины такие актрисы. Да что далеко ходить...

— Но мы говорили о Флер, — холодно перебила Фиона.

— Роберт встретил ее на отдыхе, когда совсем был плох после гибели Ранги, Флер была сама женственность. Она разузнала, что Роберт богат, только не поняла, что все деньги вложены в землю и в какой глуши мы живем. Брат был очень несчастен с ней, но старался не показывать этого детям. А Флер помирала здесь со скуки и искала приключений.

— Приключений? Каких еще приключений? Здесь же ни одного мужчины за сотню миль не сыщешь.

Эдвард покраснел, стиснул губы, и она поняла и быстро проговорила:

— Ах, простите... Это не мое дело. Забудем об этом. Скажите лучше, она детей притесняла? Была с ними жестока?

— Честно говоря, нет. Просто их не замечала... вернее, они были для нее неприятной обузой. Но дети не любят безразличия. Они от этого на стенку лезли. Меня дома почти не было, я был на строительстве. — Он посмотрел на западную сторону озера, куда уходила дорога, теряясь в холмах.

— Надеюсь, она была с ними добра, когда погиб их отец. Ах да, что я за дура. Ее же не было здесь, она была в Шотландии.

— Да, она уговорила Роберта позволить ей поехать в Европу. Это было вскоре после того, как я уехал из Новой Зеландии. Думаю, он надеялся, что она развеется. Здесь, слава Богу, остались Труди и Эмери.

— Она не хотела возвращаться?

Эдвард хмуро посмотрел на нее:

— Она уже бросила его, мисс Макдоналд, но когда она узнала, что он погиб, то решила вернуться. Я этого не допустил.

— Но... но ведь это ее дом. Как вы могли препятствовать ее возвращению?

— Половина имения принадлежит мне. Роберт завещал половину ей, половину детям. Я выкупил ее долю. Вот почему ферма «Бель Ноуз» в данный момент полностью заложена. Полагаю, потребуется, как минимум, пять лет — добрые пять лет, если цены на шерсть удержатся и если не случится чего-нибудь непредвиденного, чтобы выкупить все до последнего клочка земли. Флер была счастлива получить деньги, хотя я поставил условие: сюда ни ногой.

Фиона молчала. Он, конечно, циничен, но у него есть на то причины.

— Ну что ж, теперь я хотя бы в курсе событий. А то дети время от времени что-нибудь скажут, чего я не понимаю. Мне бы не хотелось нечаянно ранить их.

— Надо было, конечно, все рассказать вам раньше, мисс Макдоналд, — с неохотой проговорил Эдвард. — Чтобы вы были добрее с детьми. Не столкнись я с вами в Эдинбурге, я был бы о вас другого мнения. В данный момент...

— В данный момент... вас беспокоит, долго ли это продлится?

— Не совсем так. Просто здесь вы все время у меня и у Труди на глазах. Но у нас есть такой обычай: гувернантка с детьми — раньше, конечно, это была Ранги — живет пару недель в нашем домике в Ванаке. У нас там небольшой четырехкомнатный коттедж. Дети ходят в школу. Это для того, чтобы они общались и играли с другими детьми и чтобы проверили их знания. Ранги от души наслаждалась сменой обстановки. Обшивала детей, ходила по знакомым. Но...

Фиона внимательно на него смотрела.

— Что - но?..

— Меня беспокоит, с кем будете вы водить знакомство в Ванаке? Соблазнов там на самом деле не так уж много, это в общем захолустный городишко, тем более не в туристский сезон, но я беспокоюсь за детей.

Фиона стиснула пальцы. Надо держать себя в руках.

— Выход есть. Мы останемся здесь.

— Да, но это значит лишить детей общения.

— Лично мне это безразлично... ну, а если Труди поедет? Это же сущий дракон. Она с меня глаз не спустит, даже если я куда и отправлюсь, вы будете спокойны за детей.

— Этого я как раз и боялся. Вы не можете винить меня за то, что я вам не доверяю. Я не могу рисковать детьми Роберта. Но в, то же время, не хочу, чтобы они вели жизнь отшельников. Все равно ребята отправятся в интернат, чтобы закончить среднюю школу, и еще успеют набить себе шишки, но я бы не хотел, чтобы они узнали о жизни от какого-нибудь сомнительного типа, с которым вы заведете знакомство.

Фиона выпрямилась и невесело рассмеялась:

— В этом есть своя смешная сторона. Вы привозите меня сюда отдохнуть после тяжких испытаний, и я думаю, что вот и в Эдварде Кэмпбелле есть что-то человеческое, а затем вы читаете мне нравоучения и оскорбляете меня.

Она. пошла вверх по холму — высокая, стройная, полная грации, и ее длинные волосы золотились на солнце. А Эдвард следил за ее плавными движениями, крепко стиснув зубы.

Вечером Фиона занималась только детьми. Она собрала их вокруг себя, и они вместе рассматривали книгу Гамиша.

— Правда, замечательные рисунки?— восхищалась Элизабет. — Вот бы здорово научиться так рисовать.

Фиона глядела на наброски глазами давно прошедших дней, когда она была любима и счастлива.

— Матти прирожденная художница, — выдавила она. — Она была совсем маленькой, а уже могла передать сходство двумя штрихами мелка.

— Она это рисовала в Африке? — спросил Уильям, ткнув пальцем в одного из зверьков на скалах.

— Да, мы были там года два.

— Она сейчас там?

Да, подумала Фиона, с Ианом, но вслух произнесла:

— Она теперь там постоянно живет.

— Она близкая подруга вашего брата?

— Да, мы все росли вместе. Гамиш, Матти, я и человек, за которого Матти вышла замуж. Матти сирота. Мой папа отправил ее в художественную школу, а Матти расплачивалась за это, иллюстрируя книги Гамиша. Она рисовала все время. Иногда она присылала письма сплошь из рисунков.