А над городом плывут облака.

— Какой снег? Какой лед? Какие облака? — перебил Инал. — Я тебе говорю, наше давай!

Гитарист смолк. Мгновенье недоуменно поглядел, после чего убедительно кивнул и нахмурился, будто понял, чего от него хотят, и снова затянул:

— Вместо тепла — зелень стекла.

Вместо огня — дым.

Из сетки календаря выхвачен день.

Красное солнце сгорает дотла.

— Егор, ты что куришь? — вновь перебил Инал. — Отдай сюда гитару.

По тому, как Инал держал гитару, было понятно, что держит он ее впервые. Инал с Эриком забавлялись ситуацией. Их настроение поднялось, а Алиас все также молча грустил, ни на что не реагируя. Инал брякнул руками по струнам. Гитара издала непонятный звук. После Инал, не попадая не в одну ноту, прохрипел:

— И не думала Саба, что влюбится по уши в молодого вора. И не думал вор, что встретится красавица из соседнего двора. И печалились оба до ужаса в ожидании, что счастье обрушится.

***

Чудесная погода. Алиас прогуливался с Сабиной по мухусской набережной. Свежий морской бриз обдавал их лица. Резвящиеся над головами птицы исполняли летний фольклор. Зеленый, как игемон летней цветовой палитры, выдвинулся на передовую мироздания. Скользящий по листве деревьев ветер расправлял ветви, увеличивая масштабы тени. Грозное летнее солнце, не щадящее смельчаков без головных уборов и выписывая им удары, раскрыло кулак и открытой ладонью поглаживало прохожих. Раскидистый кустарник олеандра благоухал оттенками нежных ароматов. Природа благоволила. Атмосфера была самая чарующая. Гостеприимный Мухус с любовью встречал два воспламеняющихся сердца.

Алиас рассуждал на разные темы, перепрыгивая с вопросов улицы на внешнеполитические задачи. Иногда неожиданно рассказывал анекдот, но упущенный мат лишал его смехотворности, которой он был богат в первозданном виде. Для Сабины это не имело значения. Она с интересом слушала о тяготах послевоенного уклада, в котором воцарились свои правила. Алиас поведал ей об обычаях и героизме народа Страны души, воззвав к гордости за свои корни юный девичий нрав.

Алиас отличался от ее московских друзей. Манера разговора, жестикуляция, жаргон, который он умело подменял метафорами. От него веяло криминалом, от запаха которого у Сабины кружилась голова. Блатная романтика — все-таки в первую очередь романтика. С детства её учили, что с такими ребятами лучше не общаться, обходить их стороной. Но стоило его светящимся глазам взглянуть на нее, как она забывала обо всем, готовая спорить и драться со всем миром за его доброе имя. Таяла, как в глубине души мечтает таять каждая девушка.

— Алиас, ты веришь в Бога? — спросила Сабина, рассматривая четки, которые крутил Алиас, с надписью «Спаси и Сохрани».

— Конечно, верю! Хотя, Сабина, знаешь, вера моя своенравна. Трудно найти в мире двух человек, чтобы верили одинаково. В мире миллиарды людей. Попроси ты их написать сочинение на пару листов, где они отразили бы свои мысли, ты получишь миллиарды разных работ. Не скажу, что верю в одного определенного Бога. Ведь я столько раз просил остановить ужас, который мы пережили. Столько раз просил спасти людей, которых не спасли. Мне сложно рассуждать, есть ли на небесах сила, творящая благое правосудие. Но я — человек, и я нуждаюсь в вере. Она для меня, как воздух, вода или еда. Если я вижу проблемы у человека, я всегда пытаюсь помочь. По возможности или даже за пределами возможностей — не важно. Жаль, я не всегда могу это сделать. В те моменты, когда я не могу, я молюсь за человека. Я прошу Боженьку. Это далеко не про атеиста в падающем самолете. Я прошу не за себя, я всегда прошу лишь за близких мне людей. Даже если я прошу Боженьку десять раз подряд, и он не помогает, на одиннадцатый я все равно буду просить, ибо я — человек! Я редко хожу в церковь. Я почти не знаю молитв. У меня есть два святых места в Мухусе. Первое — это река Атсимуг. Она освящена духом и кровью моего народа. В летнюю пору я часто захожу по колено, благодарю Боженьку за все, прошу сохранить близких мне людей и прошу прощения за свои грехи. Окунаюсь, выныриваю и чувствую очищение. Как будто груз свалился, облегчив мою ношу.

— А ты не думал, что все куда проще, и дело заключается в физических свойствах прохладной воды в жаркий летний день, благотворно действующих на измученный организм человека? — Сабина не выдержала и засмеялась.

Взгляд, способный вспыхивать, обжигая собеседников, принимал и холодящий характер. Казалось, что глубокие карие глаза покрываются ледяной завесой, отрезая всякую возможность заглянуть внутрь, превращаясь в зеркало, где визави видел себя. Сабину обдало морозным холодком. Она позволила себе слегка перейти черту. И как же ей это понравилось. Ей почему-то захотелось хулиганить, подражая кумиру.

— Думал! В Стране души огромное количество более прохладных рек и более знойных мест, но такой эффект достигается только в Атсимуге! Можно бесконечно думать, размышлять, но упрямый факт остается фактом. Я не претендую на ученые степени. Правду пусть ищут философы. Хотя какой толк от всех нравоучений и философствований? Да, жили в пещерах, теперь бороздят космос. Но ни убивать, ни воровать, ни завидовать не перестали. Даже признаюсь, стали делать это изощреннее.

— Не обижайся, лучше расскажи про второе место.

— Это Мухусская набережная. Мои мысли обретают гармонию, когда я гуляю по ее просторам.

— Стой, Алиас. Это же просто твое любимое место. У кого-то возле пруда, когда он кормит уточек, приходит умиротворение, кто-то, когда ходит по магазинам, другой — на рыбалке.

— Не спорю. Но что мешает, как ты выразилась, мое любимое место, считать мне святым? Я же не написал какой-то божественный трактат и не пропагандирую его в мире, как истину в последней инстанции. Ты спросила, я ответил. Но видать, ответ не понравился. Ты хотела, чтобы я ответил по-другому?

— Хорошо! Тогда скажи мне, верующий, о чем ты думал, когда крал мой кошелек? Только давай без парня, который украл гвозди на казни Христа.

— Давай отталкиваться от того, что не все и не всё в этом мире идеальны. Ну, украл я кошелек у весьма приметной, щеголяющей дорогим нарядом на бедном рынке особы. Что с тебя убыло? Пришла