class="p1">Душно и тряско в вагоне,

стены трещат и скрипят,

и пассажиры

как кони загнанные храпят.

Мне бы на воздух из клетки,

в свежую звездную ночь;

время подобно рулетке -

не отпускает нас прочь.

В стороны брошены руки,

жаром пылает лицо.

Мы в заколдованном круге -

царствует … колесо.

Сутолочь

Нет, не бывает у круга конца

Жизнь многолика

как дщерь и старуха.

Понтий и Иешуа -

два близнеца,

вечная сутолочь

тела и духа.

Проблема круга

Инь-ян,

Ормузд и Ариман,

добро и зло -

как я и тень

неотделимы друг от друга.

Кто начал:

ветер или вьюга,

первичней что:

иль ночь иль день,

небесный свод иль океан -

О, вечная проблема круга.

Кроссворд

Взирая по ночам на небосвод

как в отраженье собственной души,

пытаюсь я в мерцающей тиши

свой динамичный разгадать кроссворд.

Но в перекрестье строчек и столбцов

не нахожу ответа для себя,

какое у истории лицо

и какова грядущая судьба.

Над моим изголовьем

Над моим изголовьем

на черном панно

журавли среди лотосов

машут крылами.

Может быть, это – мы

в том забытом «давно»,

перестав изъясняться друг с другом

словами.

Дрейф

Все реже и реже

я плаваю в озере слов.

Беззвучной листвою

усыпана водная гладь,

безмолвьем таясь,

глубина поглощает весло,

и лодка, запутавшись в лилиях,

в дрейф залегла.

Уста мои сомкнуты

горечью красных рябин,

ознобом травы,

испытавшей изморози гнет,

и сбоем в работе

моих кровеносных турбин,

всеобщей неясностью,

что же нас в будущем ждет.

Истаю

То, что слаще белого хлеба,

то, что выше звездного неба, -

горизонты моих желаний,

беспредельные дали души -

вырвусь к ним из бытийного склепа.

Мне грядущее тем уже лепо,

что в его сверхобъемном плане

ни о чем не придется тужить.

В параллель мировому стрежню,

перестав быть вчерашне-прежним,

я вольюсь в многоликую стаю

и фотоном любви истаю.

Дар

В любом из нас

есть чувственная сила.

Она, от нетерпения дрожа,

иных – в постель клала,

меня же – возносила

в незримые созвездья миража.

И оставляя в забытье рассудок,

я ощущал распахнутой душой,

как тайный мир,

нам некогда чужой,

сплетая день и ночь как инь и ян,

в объятьях суток,

становится для всех землян

к их чувствам чуток,

даруя всем и мне

прикосновенье чуда.

Сюжет рыбацкий мне знаком

Сюжет рыбацкий мне знаком:

я силы берегу,

а время – трачу,

слежу за отраженным поплавком,

надеясь не на труд,

а на удачу.

Пусть рыбка золотая принесет

не новую старуху, не хоромы,

не банковский валютный счет,

не виртуальный мир на сидиромах.

Мои желанья

во сто крат скромней,

мне более чем у других -

не надо.

Имущества и слаще и срамней

гармония с природой -

мне награда.

В ночи, когда Человек

В ночи,

когда Человек

лучше видит самого себя,

скрипя,

ключи

отворяют дверь в Незнаемое.

Мое тайное -

становится явным,

случайное-

главным,

крайнее -

данным

в своей нужности.

В сущности

этим и занимается поэзия,

грезя

о несбыточном.

Но если быть точным,

то грезы -

это самая что ни на есть Реальность

Суть жизни -

не криальность,

а стремление к негэнтропии,

к утопии.

«Жизнь -

это и есть преодоление Утопий»*

__________

*О. Уайльд

Мчась по кругу

Мчась по кругу,

повторяю

наяву я и в бреду:

прошлого – не потеряю,

новое – приобрету.

Бифуркация – рожденье

новой сущности -детей,

станет центром притяженья

и началом продолженья

древнемудростных идей.

Зло

как тень добра

отрину

и с орбиты сброшу вниз -

будет райская витрина,

а не суетная жизнь.

Но не стану манекеном,

повторюсь самим собой -

и в потомках будут гены

полновесной жить судьбой.

В юности – жаждешь действовать

В юности -

жаждешь действовать,

в старости -

ищешь суть.

В рай на автобусе рейсовом

нас не отвезут.

Только лишь тропами горными

можно наверх взойти,

только виденьями горними,

только мыслями гордыми

можно себя найти.

Циклоида жизни

Циклоида жизни

бросает то в холод, то в жар,

то-наверх,

то – вниз,

возвращая в исходную точку.

А мне – как попасть

на орбиту далеких Стожар,

стартуя фотоном с Земли в одиночку,

чтоб там,

задержавшись на несколько местных минут,

продолжить свой путь сквозь Галактики

дальше и дальше,

разорванный круг

превращая в спиральный маршрут,

не все понимая,

но вовсе не чувствуя

фальши.

Уходим-остаемся

В каждом из нас

есть поэт и художник,

сыты трудом мы,

а творчеством – живы.

Если уходим,

то прахом ничтожным

мы удобряем грядущего нивы;

но остаемся в земной ноосфере

замыслом нашего вечного ралли,

чтобы потомок,

в наш разум поверив,

дальше раскручивал

мудрость спирали.

Поставьте на могилу мне плиту

Поставьте на могилу мне плиту

с изображением двойной спирали:

когда-нибудь

я вновь сюда приду,

пройдя сквозь все космические дали,

скажу потомкам:

Здрасте… вот и я…

Все повторимо…

кроме Бытия.

Арктида

Мы – из Арктиды.

Там ныне царит океан,

и лед как экран

глушит голос былой ойкумены.

О ней ничего не рассказывал вещий Боян,

о ней в «Житиях»

ничего не прочли игумёны.

И все-таки

вновь пролетая над этой страной,

я чувствую:

что-то

незримо в меня проникает,

в душе прорастает

лежавшее долго зерно,

и листья и корни

истоки и устье смыкают.

Когда-то

отсюда, из этих первичных краев

как птицы на юг,

в неизведанность мы устремились,

нас гнал

любопытства извечный таинственный зов,

мы счет не вели

позади остающимся милям.

Пройдя сквозь Сибирь,

разбрелись вдоль Яксарт*– Сырдарьи,

арийским трудом

создавая сады и посады.

В Урарту и Индии

древние наши цари

кормили людей

освященным кусочком прасада**.

Позднее пасхальным назвали его куличом,

вобравшим и душу и плоть от далекого предка,

с которым в едином слиянье

плечо о плечо

живем,

вспоминая свое изначалие редко.

Другая же ветвь наших