Они, безусловно, все еще оставались Мебби Клейном, но Эля больше его не слышала.

Ко всему на свете можно привыкнуть, нужно только время. Прошел месяц с момента, когда Пипа Мумуш и Аууарен Рен были бесцеремонно, но элегантно извлечены из Желтого Дома (теперь годы, проведенные в нем, казались раем) и помещены в жуткие условия, именуемые «свободной жизнью». Месяца оказалось вполне достаточно для того, чтобы как-то приспособиться, но катастрофически недостаточно для того, чтобы смириться.

Город, в который они попали, назывался Йопш-а-Зала. Находился он на побережье, в заливе, и считался портовым, хотя никакие корабли, кроме редких сухогрузов, в эти края не заходили. Хэнн Гу рассказала, что когда-то давно тут планировали понастроить кучу всего, однако вулканы на сопках вокруг принялись просыпаться один за другим, и от идеи сделать из Йопш-а-Залы нечто грандиозное пришлось отказаться. В итоге в наследство от прежних времен остались: огромный заброшенный порт, двадцатикилометровый отрезок шоссе, ведущего в никуда, недостроенный океанариум и роскошный семиэтажный отель, в настоящее время отданный под квартиры. Квартиры сдавались в аренду, но стоили так дорого, что по большей части пустовали.

– Что ж, в них совсем никто не живет? – поинтересовалась Пипа. – А если цену сбросить?

– Цену нельзя сбрасывать! – покачала головой Хэнн Гу. – Хозяин отеля каждое утро берет задание, и каждое утро это задание одно и то же: не сбрасывать цену. И это…

– Это позволяет ему много лет оставаться молодым! – понимающе кивнул Ау.

– Нет. Это позволяет ему не умирать, – возразила Гу. – Дело в том, что господину Ойётамори Си Тисси Байко сейчас восемьдесят девять лет и три дня. И он находится в столь почтенном возрасте уже более века! Рисковать нельзя. Каждый новый день старения может стать его последним днем. Хотя… У него столько болезней… Говорят, он все деньги, которые удается выручить, до последней монетки тратит на врачей. Но ведь не от всех болезней можно излечиться, даже если не стареешь…

Пипа потом долго размышляла о том, имеет ли смысл играть в прятки со смертью, если ты уже которое десятилетие – дряхлый старик и шансов у тебя – никаких. А может, вообще незачем оттягивать момент, даже если ты еще молод?… Кстати, в Йопш-а-Зале было некоторое количество жителей, которые не брали задания, а жили в свое удовольствие. Их считали очень странными.

– Вот как раз такие и живут в «Хилом Тоне», – объяснила Хэнн Гу.

– Где?!

– Ну в отеле Ойётамори-сан.

– А-а-а… А я думала, они, наоборот, бомжи… – протянула Пипа.

– Кто они?!

– Ну, люди, у которых нет жилья, потому что нет денег.

– А разве такое возможно? – удивилась Хэнн Гу. – Как можно вообще не работать? А жить на что? Так за неделю помрешь! Никогда о таком не слышала…

Ау тоже о таком не слышал и с интересом посмотрел на Пипу.

– Я об этом в одной книге читала… – пробормотала Пипа. – Кажется, это была фантастика…

Память подсказывала: нет, не просто читала, а наблюдала много раз, на разных других планетах. Пипа ненавидела эту свою дополнительную память, чужие мысли, ощущение того, что в ней живет другой кто-то, умный, смелый, вечный, наглый, добр… Считающий себя добрым и справедливым.

– Нет, о том, чтобы не работать, и речи нет. У нас есть идиоты, которые отказываются от заданий, позволяющих не стареть. Но чтобы кто от работы отказывался? О таком я не слышала.

Пипа Мумуш стала первой жительницей Йопш-а-Залы, отказавшейся и от заданий, и от работы. Произошло это на сорок первый день их с Ау пребывания в городе (первые сорок дней они могли ничего не делать, так как считались новичками, к тому же – крайне редкий случай! – выпущенными досрочно. Их знакомили с городом и трижды в день кормили бесплатно. Пипе, худышке-малоежке, этой еды хватало, но Ау ходил злой и голодный. Проблему с одеждой удолось решить благодаря «Дарине» – складу, на который жители Йопш-а-Залы относили лишние вещи. На самом деле лишних, конечно, ни у кого не было (все пускалось в ход), но некоторые жители изредка получали задания «отдай лишнее». Вот так оно и попадало в «Дарину». Тут, конечно, возникает вопрос: почему другие жители не забирали немедленно все более-менее хорошее? Хм, потому что практически каждый из них рано или поздно (чаще – рано) получал задание «не брать чужих вещей», и если не брал в течение триста тридцати трех дней, то на триста тридцать четвертый не старел на один день и… и тут же получал новое задание «не брать чужих вещей».

Таких «долгих» заданий у каждого свободного йопш-а-залинца со временем скапливалось довольно много. Чтобы не запутаться, у каждого свободного гражданина был кримуар – что-то среднее между еженедельником и обычным школьным дневником.

Вообще система подсчета заданий и дней была простая, а ситуация в целом – грустная.

– Безнадежная ситуация! – подытожила Пипа, выслушав объяснения Хэнн Гу и получив на тридцать девятый день своей жизни на свободе свой первый кримуар.

– Не неси чушь! – оборвала ее Гу (честно говоря, она выразилась иначе, чем в очередной раз несколько шокировала своих еще не привыкших к мату подопечных). – Очень надежная ситуация! Хвала ангелам! Кем вы были до того, как попали в Фтопку? Жалкими никудышами! Все ваши родные давно померли, усекли? А вы живете! И если будете выполнять задания, еще сто лет проживете! И двести даже! А если на шахте, то и триста! Ну-ка, быстро и дружно повторяйте вместе со мной: хвала ангелам! Слава невидимым!

Ау хоть и без энтузиазма, но повторил. Пипа нахмурилась и поджала губы.

На сороковой день Хэнн Гу распрощалась с ребятами. Они вместе отправились за заданиями. Простояли около часа в хмурой и сонной живой очереди, промерзли на ветру. Затем с очередной партией (впускали строго по 20 человек) протиснулись в душный зал без окон и кондиционеров. Чтобы получить задание, требовалось подойти к одному из автоматов, нажать кнопку и, услышав скрипучий звуковой сигнал, сунуть руку за шторку и извлечь листик с текстом.

Из двух десятков автоматов исправными оказались всего шесть, причем в четырех из них окончилась бумага. Так что вошедшие разбились на две группы, и около каждого функционирующего металлического чуда местной техники образовались заторы. Пипа не сразу смогла нащупать листик за шторкой и, пока возилась, выслушала в свой адрес столько всего, сколько за всю предыдущую жизнь не слышала.