– Что ж, тогда и будем с этим разбираться, – сказал дядя Барнабас. – А сейчас ты должен поверить в этот план. И, главное, ни при каких условиях не пытайся связаться со своими близкими.

Я кивнул и вытер кровь со щеки. Руки и лицо болели, все в порезах от осколков.

– Кажется, я просил тебя насыпать соли, – сказал дядя Барнабас, поворачиваясь к Нелл. Она отошла, держа Жабу на руках и поглядывая на нас из-под очков. – И принеси, пожалуйста, заживляющую мазь, хорошо? Мы же не можем допустить, чтобы наши гости разгуливали в синяках и порезах.

– Но…

– Прямо сейчас, Корнелия. И не забудь про зеркала.

Разочарованно вздохнув, Нелл вскочила. Она прекрасно поняла, что на самом деле ей велели покинуть помещение. Она сняла со шкафа серебряную баночку и чуть ли не швырнула ею в меня.

Крышка отскочила, я почувствовал приятный запах алоэ и мяты. Зачерпнув светло-розовый крем, я начал смазывать им лицо и руки. Через минуту боль исчезла, а раны начали затягиваться. Я снова не мог поверить своим глазам.

Невероятно. Это было просто… невероятно.

Нелл отошла подальше и подхватила с пола ведро, которое к моему изумлению опять оказалось целым. И только тут я заметил, что звездочки с ее волос осыпались на пол.

– Ну и пожалуйста, – прошипела она, прижимая к груди ведро.

Господи, да что я за придурок! Даже спасибо не сказал, а ведь она спасла мне жизнь! И меня тут же подкосила мысль, что ей пришлось меня спасать, пока я валялся на полу, как дохлая креветка. У меня, между прочим, тоже есть гордость. К счастью, не слишком много. Но я не успел поблагодарить Нелл: она умчалась, крикнув:

– Жаба, за мной!

Кот полетел за ней, но тут же вспомнил, что тут есть свидетели, и попытался сделать вид, что он не летит, а совершает невероятно длинные прыжки. Но дядя Барнабас и этого не заметил. Даже после того как они ушли, ярость Нелл продолжала облаком висеть в дверном проеме.

Я подождал, пока скрип ступенек стихнет, и спросил:

– Зачем вешать маску на окно?

– Чтобы отпугнуть других пиявиц, которые захотят добраться до тебя или отнять силу душегуба, – ответил дядя Барнабас.

– Вы действительно думаете, что мы выиграли немного времени? Эта тварь забрала у него достаточно сил, чтобы что-то изменилось?

– Надеюсь. Думаю, скоро мы это узнаем, – сказал дядя Барнабас. – Я, конечно, понимаю, что у меня нет права так говорить, мы ведь едва успели познакомиться, но… Я горжусь тобой, ты очень мужественно перенес испытания.

Я горжусь тобой. Интересно, когда я слышал что-то подобное в последний раз? Несколько лет назад. Давно. Мы были дома, и у Прю случился приступ. Я позвонил правильным людям в правильном порядке, и диспетчер службы экстренной помощи объяснила мне, как сделать сердечно-легочную реанимацию.

Я ответил дяде:

– Спасибо.

Но думал я вот что: «Все это очень тяжело. Я нервничаю. И не понимаю, как могу одновременно быть и радушным хозяином, и тюрьмой для этого демона».

«Я-то уж тем более этого не понимаю!»

– Заткнись, – проворчал я.

– Прости, что? – моргнул дядя Барнабас. – А! Он с тобой разговаривает?

«Ум этого человека грандиозен, как огарок свечи. Вот бы он не был таким болваном…»

– Знаешь, – прервал его я, – твой пижонский язык никому не нравится.

– Что он говорит? – допытывался дядя Барнабас. – Что-нибудь насчет проклятия?

«Подлец с грязным языком! – выругался Аластор. – Не смей говорить со мной на языке простолюдинов. Я твой повелитель! Я великий князь…»

– Ты великий придурок, – ответил я и повернулся к дяде. – Нет, правда, есть какое-нибудь заклинание, чтобы его усыпить?

– Даже если и есть, я об этом ничего не знаю, – сказал дядя Барнабас, и задумчиво потер нос. – Но кое-что все-таки можно сделать. Обычно это работает.

– И что это?

– Поступай, как с обычными хулиганами, – сказал он, помогая мне подняться. – Если не обращать на них внимания, им надоест и они уйдут.

О да. Это просто отлично помогало мне все двенадцать лет.

Часа через три я уже бодро таращился в потолок. Снизу доносились жуткие крики, я слышал их сквозь щели в полу. Примерно к третьей группе посетителей я усвоил расписание экскурсий в Доме семи ужасов. Бормотание медсестры-зомби, грохот того, что приковано цепями в комнате внизу, визг бутафорских летучих мышей, и меньше, чем через две минуты, из потайной каморки наверху выпрыгнет Нелл с диким воплем: «Мозги! Мозги-и-и!».

Кто-то из гостей закричал так громко, что я уж думал, стекла треснут. Жаба сидел на краю дивана и таращился на меня, не мигая, как ястреб. Мне даже показалось, что его нос на мгновение превратился в клюв, но тут даже он подскочил. А потом он снова стал смотреть на меня, сощурив глаза и не мигая. Еще он махал хвостом – туда-сюда, туда-сюда, – как маятник старинных дедушкиных часов.

Весь этот шум почти заглушил голос поющего в моей голове демона. Он придумал эту песню сам, положив слова на музыку, напоминавшую какой-то патриотический марш позапрошлого века.

«Вырвать пальцы рук и ног, – мурлыкал он, – закопать, чтоб никто не нашел, или заживо сжечь!»

В комнате было темно и ужасно холодно. Перед тем как отправиться вниз и начать подготовку к вечернему шоу, Нелл и дядя Барнабас оставили окно открытым. Очевидно, потому что мне нужен «свежий воздух».

Вот список вещей, которые мне на самом деле нужны:

1. Моя гипоаллергенная подушка.

2. Большой стакан обезжиренного молока.

3. Что-нибудь острое, чтобы проткнуть себе барабанные перепонки.

– Уверен, что не хочешь спуститься посмотреть? – спросила Нелл. Она участвовала в представлении, но мне об этом сперва почему-то решили не говорить. Узнал я об этом, когда она выскочила из-за дивана в костюме скелета. Но отпрыгнул я не потому, что испугался, а потому что ее грим выглядел уродливо: она нарисовала у себя на лице луну, а поверх несколько черных завитушек.

– Я мог бы помочь… – предложил я, ведь я доставлял им сплошные неудобства. Из-за меня они перебили все зеркала в доме.

Я предложил им помощь от чистого сердца, но у меня пальцы сводило при мысли, что они будут смеяться и издеваться надо мной. Конечно, Нелл скорчила гримасу, как будто меня вырвало прямо ей под ноги.

– Ну, я просто предложил. Не хочешь – не надо, – пробормотал я, сложил руки на груди и отвернулся.

Да что с ней такое? Может, если бы она росла в обычной семье, то бы поняла, что и мой дом – не филиал ада. А мама, папа и Прю – лучшие представители нашей семьи.