— Его можно использовать еще раз, если размочить и разогреть. Клеить готовым, конечно, проще. Пусть будет в запасе.

Девочка кивнула, прошлась вдоль длинного ряда остывающих инструментов:

— Как много! И не верится, что мы все это сами сделали. А еще, Камыш, я сплела новую куклу. Это будет девочка. Мы назовем ее Свиристелькой, хорошо?

— Ладно, — устало согласился юный охотник, которого куклы интересовали меньше всего. — Очаг еще горячий. Перекусим? Что у тебя сегодня на ужин?

С этого дня жить стало еще проще. Камыш уже не напрягал пальцы, срезая лозу, а крепко держал всей ладонью толстую удобную рукоять ножа. Удовольствие одно, а не работа! Он уходил проверять силки, имея в руке гарпун с крепким и острым наконечником, способным пробить насквозь любого волка, а в сумке — топор на длинной рукояти, которым без труда можно раскроить череп даже огромному медведю. Мотыгой с каменным острием глина копалась почти без труда. За пять дней он отнес на холм две полные корзины, затем не спеша старательно обмазал прутья этих же корзин с обеих сторон. Это было намного проще, чем лепить емкости из одной глины, и к тому же получалось прочнее. «Мазаные» корзины намного реже трескались и кололись, чем чисто глиняные.

Угроза голода теперь окончательно отступила от обитателей холма. Сложенный в корзинах мясной запас позволял больше не бояться завтрашнего дня. Сделав самое необходимое по хозяйству, дети спокойно отдыхали и веселились, тратили время на всякое баловство, и даже снова начали купаться, благо погода стояла не самая холодная.

Расколов волчий череп, Камыш ровно обточил один из кусков о камень, кремнем наметил ровные бороздки, а потом царапучей ниткой, оклеенной песком, прорезал их до основания. Так у Золотой Тени появился гребень. Сперва наметив отверстия кремнем, а потом прокрутив их абразивными палочками, он просверлил волчьи клыки и гордо повесил себе на шею знак охотничьей доблести.

В силки дважды попадались зайцы, которые пошли девочке на рукава, а потом нежданно влезла росомаха. Спустя несколько дней Камыш опять принес домой оленя и наконец-то смог из двух больших шкур сладить одежду и для себя. И едва он связал последний узел нитки — Золотая Тень, торжественно трубя, вынесла ему из хижины скроенную из остатков первого оленя шапку, гладкую спереди, складчатую сзади, а по бокам украшенную длинными утиными и гусиными перьями.

— Вот так! Теперь ты настоящий охотник!

— Спасибо, красиво как! — искренне восхитился Камыш. — Где же ты ее так долго прятала?

— Не скажу! — поцокала языком девочка. — Смотри, Камыш, мы теперь хорошо одеты, у нас есть обувь и оружие. Нога у меня больше не болит. Может, мы сами теперь домой вернемся? А то нас что-то слишком долго ищут.

— Сейчас не получится, — покачал головой юный охотник. — Я об этом уже думал, но никак. Напрямик не пройти. Лес нехоженый, не продеремся. Да и в какую сторону топать, непонятно. Вдоль берега нужно идти, искать Большую Реку. По ней подниматься к селению. Но ты сама посмотри: вокруг болота, речки тут и там поперек пути текут. Будем через них переходить — все припасы вымочим. Получается, зиму нужно ждать, чтобы все замерзло. По льду если возвращаться — никаких препятствий не встретится. Легко и просто.

Если бы он сказал такое в первые их дни на этом холме, то Золотая Тень, верно, ударилась бы в слезы, осыпала его проклятьями, ныла и канючила. Но теперь она лишь поджала губы, кратко вздохнула:

— Зима еще не скоро!

И тут же девочка попросила:

— Рыбу поймай, Камыш! Рыбы хочется. Я любисток нашла и лук. Будет вкусно.

Сделанная девочкой шапка Камышу очень понравилась. Он долго думал, как отблагодарить спутницу, и догадался, как раз сидя на берегу: набрал двустворчатых ракушек, благо на мелководье их валялось несчитано, о камень до перламутра стер коричневую наружную сторону, пальцами разломал на одинаковые кусочки, о камень же заровнял края, придав перламутру форму капелек, просверлил палочкой узкий край, продел нитку — и через несколько дней небрежно вручил переливающееся всеми цветами радуги украшение девочке:

— Вот, возьми. Это для тебя.

Маленькая женщина от восхищения даже дар речи потеряла. Несколько дней думала — а потом вышила его тунику бахромой поперек груди, украсив шитье кусочками перьев. Камыш в ответ придумал перламутровых бабочек: сделал выемки в глине нужной формы, насыпал тонкий слой тертых створок, залил клеем, пожертвовав две пластины из четырех, и сверху тоже сыпанул перламутровой пыли. Когда украшение застыло — подарил Золотой Тени:

— Это тебе на ремешки, косички заплетать.

Через несколько дней девочка сделала ему широкий плетеный пояс, раскрашенный травяными и ягодными соками…

Впрочем, занимались они не только подарками. Золотая Тень сделала несколько небольших корзинок из камыша, обмазала глиной. После высыхания они вместе обожгли все корзины на костре, сначала прогрев над пламенем, а потом насыпав внутрь углей. Из пяти заготовок уцелели две. В таких глиняных горшочках можно было без опаски носить угли, хранить тлеющий трут, не боясь, что он отсыреет или что-то подожжет, а так же класть всякую мелочь, не боясь, что она просыплется. Те же ягоды собрать, например.

«Раздев» найденную на противоположном берегу реки упавшую березу, Камыш свернул из плотной мягкой бересты два вместительных ведра для воды, три длинных лотка и несколько небольших ковшиков — использовав весь материал до последнего кусочка. И с этого дня дети избавились от самой досадной трудности — необходимости бегать к озеру буквально за каждым глотком воды.

— Я прямо как дома, — неожиданно призналась Золотая Тень, сидя вечером у догорающего очага и глядя в небо. — Не поверишь, Камыш, я уже совсем не хочу домой. То есть, хочу… Но не потому, что там лучше, а потому, что соскучилась по папе и маме. И сестренке. Правда, Камыш, мне тут нравится. Сначала так хотелось скорее спастись, скорее домой вернуться. А теперь кажется, я тут всю жизнь жила.

Паренек промолчал. Не то, чтобы он не верил в свои силы или ему не нравилось это место. Но он помнил, что рано или поздно сюда придет зима. Их дом, так легко выдерживающий и дожди и ветра, не сможет защитить своих обитателей от мороза. Но говорить об этом сейчас, когда в очаге жарко потрескивали угольки, под теплой крышей покачивались ароматные ломтики мяса, а в миске булькал наваристый бульон из свежей оленины, когда совсем рядом дожидалась хозяев уютная мягкая постель — совсем не хотелось.

— Смотри, — указала в небо девочка. — Луна опять стала меньше. Странно, правда? Она то меньше, то больше, то совсем узеньким серпиком становится, то большая и круглая. Интересно, почему так происходит?

— Это миска крутится, — ответил паренек.

— Какая миска? — не поняла Золотая Тень.

— Разве ты не знаешь, откуда взялись звезды? — Камыш присел на камни рядом с девочкой, плотно прижавшись к ней плечом, поворошил палочкой красные угли под закопченной берестяной миской. — Правда?