В овальных плетеных снегоступах с плотной циновкой понизу идти было не трудно. Ноги не проваливались даже в рыхлый снег, который к тому же попадался довольно редко. Дующие над бескрайними Вечерними Водами ветра утрамбовали поверхность наносов в плотный наст, выдерживающий даже тяжело нагруженную лодку с вещами. Звериных следов здесь тоже не встречалось. Да и что делать обитателям леса на безжизненном ледяном просторе?

Первый день не принес большого успеха. Берег за камышами почти не менялся, выставляя к небу голые ветки ив, берез и осин. Только далеко у горизонта были видны холмы с высокими заснеженными соснами. Поэтому, когда ближе к вечеру справа появился темный ельник, Камыш решительно свернул к нему, выбрал самое могучее из деревьев, поднырнул под тяжелые лапы и срубил с одной стороны ствола нижние ветки. Вместе с девочкой они отгребли снег, обнажив землю. Прямо на нее юный охотник раскатал теплый тростниковый мат, Золотая Тень же тем временем кинула циновки поверх нижних уцелевших веток, оперла их краем на землю. Получился небольшой домик, способный принять как раз двух человек. Для защиты от ветра и для тепла поверх циновки дети набросали побольше рыхлого снега, им же закопали еловые лапы справа и слева от укрытия — чтобы не поддувало. Оставили только небольшую норку для входа. А на расчищенной полянке развели костер. Одну из заячьих тушек запекли целиком, растопили снег и вскипятили воду в берестяной миске. На морозе попить горячего отвара из брусники — самое большое удовольствие.

За хлопотами стемнело. Камыш полностью зарядил глиняную трутницу, забрался с ней в укрытие, поставил у ствола. Не костер, конечно, но все теплее. Золотая Тень влезла следом, завалила лаз снегом и пристроилась рядом на подушке из болотного мха. Прошептала в самое ухо:

— А все-таки жалко, Камыш.

— Чего?

— Дома нашего. Там, на холме. Там было весело. А вернемся в селение — опять все то же начнется: туда не ходи, это сделай. Рано, мол, отдыхаешь, поздно встаешь. Оставь куклы, пол не подметен. Иногда даже хочется вернуться. Чем мы хуже жили, чем в племени?

— Без дома зимой холодно, — разумно ответил юный охотник. — Дом нужно рыть в земле, чтобы печь можно было соорудить. Без нее холодно. Тяжело целую зиму коротать, ни разу не согревшись. Даже взрослому. Детям же и вовсе не выжить.

— Да, я понимаю. — Золотая Тень положила голову ему на плечо. — Все равно жалко. Неужели никак не сделать, чтобы обогревать дом, который не в земле, а на поверхности стоит?

— А как его обогреешь? — улыбнулся наивному вопросу Камыш. — В земле стены теплые, за ними лесного холода нет. Поэтому греть проще. Печь в земле вырыть можно — а на поверхности как ее сделать? Не очагом же топить! От него искры, крыша загореться может. И дым от него — задохнешься. Нет, хорошего зимнего дома на земле не построить. Невозможно. Никак. Дом можно только вырыть.

— Жалко. На нашем холме песок. Не зазимовать… — И с этими словами девочка провалилась в сон.

Камыш еще долго не спал, занятый этой мыслью: как можно прожить в доме, не вырытом, а поднятом над землей? Летом понятно — они жили, и ничего. А вот зимой? Как согреться, как от ветров спастись, от лютого холода?

Но так ничего он придумать и не смог.

Утром путники опять развели костер. Не столько ради еды, сколько ради трутницы: в маленькой емкости гнилушки перетлевали намного быстрее, и в нее следовало подбросить свежих углей и свежей трухи. Но раз уж огонь был — на нем прогрели недоеденную накануне тушку и сварили еще брусничной воды. Сворачивать дом было недолго: маты и циновки — в лодку, и можно двигаться в путь.

Юный охотник ожидал, что поиски Большой Реки будут долгими — но уже к полудню второго дня он увидел широкий ледяной путь, отворачивающий от Вечерних Вод в дремучие густые чащи. Впадающая река была столь велика, что спутать ее с какой-то иной протокой оказалось невозможно.

— Вот, пришли, — оглянулся он на спутницу. — Я же говорил, по ровной твердой дороге двигаться проще. Летом мы сюда дней десять бы пробирались. А так — думаю, дня через четыре и вовсе дома окажемся.

В этот раз они остановились ночевать на высоком обрыве. Просто ради красоты. Ветра в уютном укрытии под циновками они не боялись, костер в снежной ямке тоже горел ровно и спокойно. Зато какой вид открывался перед глазами! Родная река, что, плавно изгибаясь, прячется за сосновый бор на излучине, заиндевевший лес, тянущийся далеко-далеко по низкому закатному берегу. Камыш изо всех сил вглядывался в горизонт, надеясь заметить дымки над деревней — но ничего не разглядел. Верно, до дома было еще слишком далеко.

Не заметил он дымов и перед вторым ночлегом, тоже выбранном на высоком обрыве. И перед третьим. Никаких признаков родного селенья! О том, что Камыш и Золотая Тень находятся совсем рядом с домом, они узнали на четвертый день. И совсем не так, как ожидали.

Незадолго до полудня, когда солнце уже почти добралось до своего низкого зимнего зенита, с густо растущих, низеньких, заснеженных елей у берега вдруг взметнулась изморозь. Деревца дружно встряхнулись, с веток посыпался снег, и уже потом между деревьями медленно нарисовалась громадная мохнатая морда с вытянутыми вниз длинными клыками.

Когда хозяин леса увидел на широком заснеженном просторе двух небольших зверьков, в памяти его шевельнулось что-то похожее на узнавание. Шелохнулось и пропало. За свою жизнь он убил и сожрал столько добычи, что упомнить всю было невозможно. Да и зачем? Это всего лишь еда. И эти тоже еда. Еда со странными сплюснутыми уродливыми ногами. Хорошие ноги, вкусные, наверное. С такими зверьки наверняка не смогут убежать.

Саблезубый медленно, чтобы не спугнуть еду раньше времени, вышел из леса.

Камыш тоже остановился. В животе что-то холодно екнуло и сжалось — он старого знакомого узнал отлично. Эту пасть и эти клыки, хоть раз мелькнувшие на расстоянии вытянутой руки, забыть невозможно. Он кашлянул, отпустил веревку лодки, воткнул тяжелое копье тупым концом в наст, оглянулся на девочку:

— Золотая Тень, подай гарпуны.

Спутница, лицо которой побелело от ужаса, словно заиндевело, как лес вокруг, кивнула, выдернула закрепленные у конца лодки легкие копья, приблизилась, подала юному охотнику. Камыш вонзил их древками в снег на шаг левее и освободил ноги из петель снегоступов. Но сходить с них не стал, дабы не провалиться. Поправил висящий на поясе любимый топор, вынул из петли и опустил обратно, убедившись, что тот не запутался и не примерз к веревке.

Пещерный лев приближался. Он ждал, что зверьки вот-вот кинутся наутек, готовился броситься вслед, догнать, порвать. Но его добыча спокойно стояла на месте, и это вызвало в тяжелой голове слабое нехорошее предчувствие. Однако голод все равно гнал могучего хищника вперед. Снежная зима умеет прятать добычу в норах и сугробах, за высокими заносами и невидимыми ямами. Зима вынуждает хватать любую дичь, а не выбирать, что вкуснее и безопаснее.

Осталось всего с десяток шагов, а зверьки так и не попытались убежать! Саблезубый зарычал и большими прыжками кинулся вперед, взметнулся в воздух, далеко растопырив когтистые лапы — чтобы зацепить ими добычу, в какую бы сторону та ни метнулась.