Впрочем, весна 1571 г. закончилась для Ивана Васильевича куда более страшной катастрофой, нежели неудача под Ревелем. 24 мая 40-тысячная орда крымского хана Девлет-Гирея с помощью обходного маневра прорвалась к Москве. Опричники, выставленные против татар на окский рубеж, обратились в бегство, пример которому подал сам Иван Васильевич: вместо обороны собственной столицы он уехал на север, в Ростов. Земские полки под командованием боярина князя Ивана Дмитриевича Бельского предотвратить трагедии не смогли: татары подожгли Москву, которая выгорела дотла. Сам князь Бельский задохнулся в дыму в погребе собственного дома. На другой день татары ушли, уведя с собой огромный полон. Успех похода на Москву воодушевил Девлет-Гирея, который потребовал через своих послов возвращения Казани и Астрахани, а также возобновления уплаты ордынского выхода. Ивану IV пришлось унижаться: он выразил готовность уступить хану Астрахань и послал в Бахчисарай богатые «поминки», извиняясь при этом за их недостаточный размер. Виновных в поражении, впрочем, удалось найти сразу: знатнейшего боярина земской Боярской думы, князя Ивана Федоровича Мстиславского, повинившегося в предательских связях с Крымом, царь дал на поруки. А вот недавний родственник царя, видный опричник князь Михаил Черкасский, заподозренный в связях с татарами, был по приказу Ивана Васильевича казнен.

Среди забот и поражений царь нашел, однако, время для того, чтобы в третий раз жениться. Его избранницей стала дальняя родственница Малюты Скуратова Марфа Васильевна Собакина. Свадьба была сыграна 28 октября 1571 г., а уже через две недели новая царица умерла (и вновь, как уверял Иван Грозный, от яда). Церковные правила того времени не позволяли вступать в брак более чем три раза, однако Иван Грозный отказался считать этот скоротечный брак действительным, поскольку в связи с болезнью Марфы Собакиной он не успел вступить с ней в интимные отношения. Поэтому всего через полгода после смерти супруги, не дожидаясь избрания нового митрополита (митрополит Кирилл скончался в феврале 1572 г.), Иван IV с разрешения духовенства вступил в брак в четвертый раз. Женой царя стала Анна Алексеевна Колтовская, которая, подобно Марфе Собакиной, не отличалась большой знатностью. Свадьбу сыграли в мае 1572 г., а уже в сентябре царица была насильно пострижена в монахини (в отличие от предыдущих жен Ивана она на целых 42 года пережила своего любвеобильного супруга, проведя в монастырской келье более полувека).

«Осада Пскова войсками Стефана Батория». Художник К. Брюллов

Поход Ермака

Вскоре после четвертой свадьбы Иван Грозный получил известие о новом нашествии крымских татар. На сей раз Девлет-Гирей повел на Москву более крупное войско (по некоторым данным – до 120 тысяч человек). Как и годом ранее, неприятелю удалось прорваться за Оку, но в 50 верстах от столицы, у села Молоди, путь ему заслонили полки (общей численностью около 25 тысяч человек) под командой воевод князей Михаила Ивановича Воротынского (руководившего земскими силами) и Дмитрия Ивановича Хворостинина (под началом которого находились опричники). Четыре дня – с 30 июля по 2 августа 1572 г. продолжалось сражение, завершившееся полным разгромом татарского воинства: хан, потерявший в сражении двоих сыновей и одного из лучших своих военачальников Дивей-мурзу (взятого русскими в плен), обратился в бегство, приведя в Крым лишь около 15 тысяч человек. После битвы в народе была сложена песня, начальные строки которой знакомы каждому по кинокартине «Иван Васильевич меняет профессию»:

Одержанная князем Воротынским победа не снискала ему милости и благодарности царя: в следующем, 1573 г. он был осужден за измену (в пытках Иван Грозный принял личное участие). После этого опального боярина отправили в ссылку в Кирилло-Белозерский монастырь, по дороге куда тот и скончался.

Считается, что именно битва при Молодях стала событием, подтолкнувшим Ивана Грозного к решению о ликвидации опричнины. Разделение государства на враждебные друг другу части было ликвидировано, а саму опричнину царь запретил упоминать под страхом наказания кнутом. Что, впрочем, не означало ни изменений в характере царя, ни в стиле его правления. Опричное окружение Ивана Васильевича продолжало пользоваться его доверием, называясь теперь не опричниками, а дворовыми царя. Самый близкий из них к царю, Малюта Скуратов, погиб 1 января 1573 г. при взятии ливонской крепости Вейсенштейн (Пайда). Однако успехи в Прибалтике тем и ограничились – уже спустя три недели у крепости Лоде русские войска понесли тяжелое поражение от шведов. Другой видный опричник, Василий Грязной, в том же году был взят в плен крымскими татарами. В Бахчисарае он заявил, что царь с готовностью даст за него выкуп в 100 тысяч рублей или согласится выменять на него пленного Дивей-мурзу. Сохранился написанный Иваном Грозным ядовитый ответ Грязному: «Надо было, Васюшка, без пути средь крымских улусов не разъезжать… Или ты думал, что и в Крыму можно так же шутить, как у меня, стоя за кушаньем?… Мы не запираемся, что ты у нас в приближенье был. И ради приближенья твоего тысячи две рублей дадим, а до сих пор такие и по пятьдесят рублей бывали».

Не ослаблял царь надзора и над опальными. В том же, 1573 г., получив известие о нарушениях постриженными в Кирилло-Белозерском монастыре боярами Ионой Шереметевым и Иоасафом Хабаровым общежитийного устава, Иван IV написал в обитель полное иронии послание, начатое с самоуничижений: «Увы мне, грешному! Горе мне, окаянному! Ох мне, скверному! Кто я такой, чтобы покушаться на такое величие?… Я и братом вашим называться недостоин… Сказано ведь в Писании: «Свет инокам – ангелы, свет мирянам – иноки»… А я, пес смердящий, кого могу учить и чему наставлять и чем просветить? Сам вечно в пьянстве, блуде, прелюбодеянии, скверне, убийствах, грабежах, хищениях и ненависти, во всяком злодействе». Но вслед за этим царь начал обличать царящие в монастыре порядки, осуждая послабления, допускаемые в отношении опальных: «Выходит, что не они у вас постриглись, а вы у них… И если вам устав Шереметева хорош – держите его, а устав Кирилла плох – оставьте его! Сегодня тот боярин один порок введет, завтра другой иное послабление введет, да мало-помалу и весь крепкий монастырский уклад потеряет силу… А над гробом Воротынского поставили церковь – над Воротынским-то церковь, а над чудотворцем нет… Видно, и на Страшном суде Воротынский да Шереметев станут выше чудотворца: потому что Воротынский со своей церковью, а Шереметев со своим уставом, который крепче, чем Кириллов».

Осенью 1575 г. Иван Грозный совершил политический демарш, смысл которого до сих пор является предметом споров между учеными. Иван Васильевич неожиданно для всех отказался от царского титула и провозгласил великим князем всея Руси крещеного потомка Чингисхана, бывшего касимовского царя Симеона Бекбулатовича. В течение года Иван Грозный скромно называл себя князем Иваном Московским, жил за пределами Кремля, на Петровке, время от времени приезжал на поклон к царю Симеону, не выпуская, впрочем, нитей государственного управления из своих рук. В сохранившейся челобитной Ивана Грозного Симеону Бекбулатовичу содержится, облаченное в шутовскую форму, напоминание о том, кто на самом деле остается хозяином положения. Грозный просит, чтобы Симеон позволил ему «перебрать людишек, бояр и дворян, и детей боярских, и дворовых людишек: некоторых бы разрешил отослать, а некоторых милостиво разрешил принять… разрешил бы нам выбирать и принимать из всяких людей, и… отсылать прочь тех, которые нам не нужны». По прошествии года эта политическая комедия была прекращена – в августе 1576 г. царь Симеон был сведен с престола и получил титул великого князя Тверского, прожив после этого хоть и не самую счастливую, но долгую жизнь.