– Олеся Рожкова? – спросил мужчина, по голосу вроде тот самый продюсер, что держал брезгливо ее фото в пальцах.

– Да. Это я. – Она сделала все возможное, чтобы звучать как можно более нейтрально, борясь с бешеным потоком адреналина, выброшенным в кровь какими-то железами. Волнение – актрисы должны уметь с ним справляться.

– Мы хотели бы провести повторные пробы, – сказал продюсер, и тут уж Олесе стоило еще больших усилий не начать прыгать до потолка. С трудом выстаивая на ногах, она спросила:

– Когда?

– Завтра в четыре. Захватите костюм, хотя у нас и наши будут. У вас есть имейл?

– Конечно!

– Пришлите мне СМС. Я вышлю вам кусок, выучите до завтра?

– Конечно. – Олеся буквально не чувствовала своего тела, голова кружилась и даже немного тошнило от страха что-нибудь сказать и сделать не так. Как только продюсер отключился, Олеся аккуратно, двадцать раз перепроверив, выслала ему свой адрес, уточнив, получил ли он его. О, как билось ее сердце! Как бурлила кровь, когда она подняла взгляд и поняла, что церемония Анны все еще идет там, за закрытыми дверями. Но в том, что Анна ее поймет, Олеся не сомневалась. А вот Померанцев стоял прямо напротив нее и смотрел глазами, полными ненависти.

– Господи, это же настоящая любовь! – воскликнул он. – Тебя же просто трясет. Это омерзительно!

– Почему?! – крикнула она.

– Ты любишь их больше, чем меня. Все эти прослушивания, грим, который потом невозможно отмыть, эти крошечные гонорары. Ты даже не переживала, что я не пришел на свадьбу. Я-то думал, ты будешь буквально разбита. Был готов на следующий же день пойти и пожениться, думал, ты любишь меня. Но ты любишь их! – Максим кивнул на Олесин телефон в руке.

– Да! Я люблю их. Я люблю их и не представляю, как смогла бы без них жить.

– А без меня? – спросил он тихо. Олеся опустила голову, не зная, как ответить. Без него она тоже не знала, как жить. Эта тихая пауза была наэлектризована до предела, и, когда она вдруг оборвалась, Померанцев спросил очень тихо:

– Слушай, а ты сама-то была в тот день в загсе? Может, ты и сама тоже передумала? Может, ты поэтому тогда так долго сидела на кухне? Придумывала, как будешь со мной объясняться? – Максим, конечно, только предположил это, но лицо Олеси неожиданно выдало всю правду. Не хватило актерского мастерства. Или не очень-то хотелось. Она усмехнулась – усмешка получилась кривая, жалкая – и сказала просто:

– Я хотела прийти. Просто не успела.

– Что? Ты просто не успела? – вытаращился Померанцев. А потом вдруг расхохотался, стуча самого себя по коленкам, пока смех не перешел в своего рода беззвучный танец. Он так и продолжал, не в силах остановиться, когда Анна и все остальные гости вышли из зала свадеб. Вышли уже мужем и женой, Матгемейн и Анна Макконели. Церемония закончилась, и Анна с Матюшей счастливо улыбались. Померанцев увидел их, разогнулся, облизнул губы, улыбнулся и вдруг неожиданно громко и весело крикнул:

– Горько! – и очень зло посмотрел на Олесю.

Конечно, никто не хотел портить свадьбу Анне. Такие вещи всегда происходят сами по себе, ненамеренно и безо всякой предварительной подготовки. Просто два человека, пойманные в бурных потоках нахлынувших эмоций, не контролируя себя, кричат и мотают головами, не замечая ничего вокруг. Померанцев хватает Олесю за руки, а она вырывается и что-то повторяет про то, что не может больше так. Он шипит на нее, требует, чтобы она вела себя тише, а люди стоят вокруг и не знают, что с ними делать и как остановить.

– Ты все равно сам не пришел. Какая разница, была я там или нет? – Олеся бросила Померанцеву в лицо обвинения, чтобы он не бросил их ей первым.

– Ты не была в загсе? – вытаращилась Нонна, возмущенная главным образом тем, что ее не поставили в курс. С другой стороны, она всегда была против союза Олеси и Померанцева. Они были как из сказки про красавицу и чудовище, только чудовище и не собиралось превращаться в принца.

– Это вообще не твое дело, – рявкнули Олеся и Померанцев чуть ли не хором, заставив Нонну отпрыгнуть. Анна взяла подругу за руку и отвела в сторону. Пора было потихонечку выдвигаться в ресторан: Матюша настоял на том, чтобы их свадьбу они отпраздновали как полагается. Он даже нашел в Москве каких-то ирландцев, чтобы они играли для них. Анна не решилась сказать ему, как сильно она мечтает сохранить любую копеечку. Долги. Адвокат. Вряд ли Матюша понимал, что это вообще за человек в дорогом костюме. Скорее всего, принял его за какого-нибудь родственника или друга Померанцева, так как они оба были одного статуса – одежда и манеры выделяли их из круга всех остальных, как будто на них были отличительные знаки другого клана.

– Значит, говоришь, хотела быть там? Просто опоздала?

– Как и ты? – кричали они оба.

– Олесечка, может быть, не сейчас! – влезла Женя, надеясь, что беременность избавит ее от грубостей.

– Отчего же! Как раз сейчас самое время! – фыркнул Померанцев и оглянулся вокруг себя. Взгляд его был диким, он был в такой ярости, в какой Олеся никогда еще его не видела. Он медленно провел взглядом по всем этим людям: подругам, родственникам, знакомым, которые не знали его и которых не знал он.

«Не уходи», – захотелось сказать Олесе, как только эта мысль – что он уйдет навсегда, уйдет прямо сейчас – вдруг поразила острым ножом в самое сердце. Она могла быть смелой только до этой вот черты, а за ней – все, вся смелость исчезала, осыпалась сухой листвой, и оставалось только биение жилки у виска. «Он уйдет, он снова уйдет. Прямо сейчас – и я ничего не могу сделать».

– Господи, что я тут делаю? – пробормотал Померанцев.

– Ты приглашен на свадьбу, – прошептала Олеся тихо, но зло. – Поэтому ты здесь, больше ничего.

– И почему мы все должны наблюдать за этим! – возмущалась Нонна на заднем плане, а Анна шипела на нее и просила немножечко потерпеть. Конечно же, Нонна не сомневалась, что Померанцев что-нибудь отчебучит. Мог бы хоть в такой день проявить уважение…

– Я думаю, на самом деле ты вовсе не хотела быть моей женой, – сказал Померанцев и с наслаждением отметил, каким бледным стало Олесино лицо. – Никогда не хотела. Поэтому и не пришла.

– Ты ничего не можешь знать про то, чего я хочу, а чего нет. Ты можешь думать все, что тебе только вздумается, – огрызнулась Олеся, врезаясь собственными ногтями в ладони, чтобы не разрыдаться. Только не сейчас. На ладонях наверняка останутся следы – Олесины ногти, гелевые, крепкие, впивались со всей возможной силой.

– О, чего ты хочешь, понять нетрудно. Заполонить собой все телеэкраны. Откуда такие мечты? Как рано ты поняла, что хочешь кривляться на сцене?

– Я уверена, что ты никогда не собирался становиться моим мужем! – прокричала в ответ Олеся.

– Не устраивай сцен! – ответил он спокойным голосом. Максим обожал эти моменты – довести Олесю, а затем потребовать, чтоб она не смела повышать голос, устраивать сцены, кричать на него. Сам он действительно умел контролировать себя, гад. Он не кричал, говорил, но то, что говорил, было бы правильнее прокричать.