— Мамочка, ты меня слышишь? — спросила Ира, когда Марина открыла глаза. — Как ты себя чувствуешь?

— Ничего, только голова болит и спать очень хочется.

— Это потому что тебе только что сделали укол обезболивающего. Врач говорит, что тебе надо ехать в больницу. Я соберу вещи. Не волнуйся, все будет хорошо.

В больнице Марину целыми днями возили по разным кабинетам: осматривали, ощупывали, исследовали, делали рентген, гастроскопию, компьютерную томографию, брали всевозможные анализы и снова ощупывали. Потом лечащий врач вызвал Славу и детей в свой кабинет и сказал каким-то будничным, лишенным всяких эмоций голосом:

— Меня зовут Александр Петрович Семенюк, я — лечащий врач Марины Васильевны. У вашей мамы рак желудка.

— Как же так, мама никогда не ж-ж-жаловалась? — От неожиданности Ира начала заикаться. — Иногда у нее болела голова или покалывало в груди, но про желудок она никогда ничего не говорила.

— Может, это ошибка? — с надеждой в голосе спросил Боря.

— Нет, ошибки быть не может.

— И что теперь делать?

— Положение серьезное, область поражения очень велика. Честно говоря, я и сам несколько удивлен. На такой стадии болезни боли должны быть очень сильными. А ваша мама говорит, что желудок ее никогда не беспокоил. Я предполагаю, что не так давно произошло событие, вызвавшее сильнейший стресс, который, в свою очередь, спровоцировал быстрое развитие болезни. Выло что-то подобное?

— Да, было, — Боря на секунду замолчал, посмотрел на отца и, поджав губы, процедил, — отец ушел от нас к другой женщине.

— Понятно, — проговорил доктор, с интересом поглядывая на Славу.

— И что теперь делать? — Ира еле сдерживала слезы.

— На сегодняшний день единственно эффективный способ излечения рака желудка — это хирургическое вмешательство. Будем готовить ее к операции. Если состояние не ухудшится, операция состоится в следующую пятницу. Боюсь, что придется удалить больше половины желудка, а может быть, и весь. Сейчас точно сказать не могу.

— А как долго она проживет после операции? — с надеждой в голосе вдруг спросил Слава.

— Трудно сказать. Но на этот счет обольщаться не следует. Мы всего лишь врачи, — и доктор встал, давая понять, что разговор закончен.

Ира села в коридоре на кушетку и разрыдалась. Ей всего семнадцать, и она не готова жить без мамы. Она так нуждалась в ее советах, пусть не всегда уместных, но ведь это мама, она просто должна быть. Боря старался сохранять самообладание, гладил сестру по волосам. Слов не было. Так, просидев минут двадцать, они все вместе пошли в палату. Было решено ничего не говорить маме про рак, а рассказать только про операцию. Но Марина не проявляла никакого интереса к происходящему вокруг нее. Ей было все равно. Она ничего не чувствовала.

Слава все время находился в больнице. Целыми днями сидел на стуле рядом с кроватью и ждал, когда жена что-нибудь скажет или попросит. Но она все время молчала. Это непроницаемое, ни о чем не спрашивающее молчание, эта упрямо замкнувшаяся в себе боль без криков и слез внушали страх и отгораживали Марину от остального мира.

Только однажды она заговорила с мужем.

— Слава, — произнесла бесцветным голосом, — зачем ты так со мной?

— Что ты имеешь в виду, милая?

— Я умираю из-за тебя. Разве ты этого не понимаешь? А ведь мне только 42. Я еще могла бы жить и жить!

— Прости меня, Мариночка, я так виноват перед тобой! — и Слава расплакался навзрыд, как ребенок.

— Ты мог купить ей квартиру на другом конце Москвы и встречаться с ней там. Врать, что едешь в командировку, да что угодно, только не говорить правду. А ты покупал нам одинаковую одежду, все, все одинаковое и даже не понимал, как это ужасно. Глупый, глупый Слава, — сказала она почти ласково и замолчала.

Слава сидел и плакал, уткнувшись локтями в коленки, а Марина лежала и думала о прожитой жизни. Она чувствовала, что умирает, и смирилась с этим. Ей только хотелось на прощанье разобраться во всем и найти объяснения поступкам мужа, чтобы простить его. Она хотела умереть с чистой душой.

Верила ли она в загробную жизнь? Может быть. Раньше она никогда не думала об этом. А сейчас уже поздно. У нее не было альтернативы, поэтому на всякий случай — вдруг загробная жизнь все-таки существует — Марина хотела освободиться от всего земного. И как не было ей тяжело и горько, но она простила мужа. Она знала, что Слава на самом деле добрый и мягкий человек. Может даже чересчур мягкий. И уж точно добрый. Он не умел врать, лукавить, интриговать. Просто он привык, что все в жизни происходит само собой, поэтому, не задумываясь ни о чем, жил легко, как бы играючи. И искренне думал, что остальные живут точно также. И естественно, что он даже не догадывался, сколько усилий прикладывала Марина для того, чтобы ему жилось легко. Может быть, не стоило так оберегать его от реальной жизни. Ведь теперь он останется один, и жизнь вряд ли будет с ним церемониться. Но думать об этом слишком поздно.

— Марина, Мариночка, — услышала она как будто издалека голос мужа, — как же я буду жить без тебя?

Она бы и рада сказать пару утешительных слов, но не могла. Силы покидали ее с каждой минутой, а боль возвращалась и с каждым днем становилась все сильнее. Мысль о смерти ее уже не пугала. Только жалко детей. Им кажется, что семнадцать лет — это много. На самом деле они еще дети. Неопытные, глупые, испуганные дети. Смотрят на нее и будто просят прощение за то, что были недостаточно внимательны и заботливы, не уделяли ей времени и никогда не говорили, как сильно ее любят.

Больше Марина ни с кем не разговаривала и целыми днями лежала с закрытыми глазами. От еды отказывалась, на посторонние звуки не реагировала.

Слава не отходил от жены ни на минуту, ночевал в палате, на кушетке. Кушетка была узкой и жесткой, он не высыпался, у него постоянно болела голова и спина. Но он не уходил. Он хотел быть рядом с ней каждую минуту, ловить каждый вздох, будто его присутствие может уменьшить ее непрекращающиеся боли. А еще он боялся, что Марина умрет в одиночестве. Слава не очень-то верил в операцию, но все-таки надеялся на чудо, каждый день ходил к лечащему врачу и спрашивал, нельзя ли перенести операцию на более ранний срок.

— Нельзя. Ждите. В пятницу, в десять часов утра. — Каждый раз слышал он в ответ и возвращался в палату.

Марина умерла в пятницу, рано утром, не дожив трех часов до операции. В 7:30 пришла медсестра ставить градусник, а Марина была уже мертва. Пришли врачи, разбудили Славу. Он долго не мог сообразить, что происходит, зачем в палате столько людей в белых халатах и почему его не пускают к жене. А потом понял, у него началась истерика, и врачи испугались, что с горя он лишится рассудка.

Приехали Ира и Боря.

Все остальное Слава помнил очень смутно. Какие-то люди вокруг, везли его куда-то, просили расписаться, опять везли, говорили, обнимали, хлопали по плечу. В голове то и дело вспыхивали разрозненные воспоминания: Марина в свадебном платье, раскрасневшаяся, счастливая. А вот она не справилась с тяжелой коляской на повороте, и малыши чуть не вывалились на дорогу. Слава пытался удержать коляску, а Марина смеялась и плакала одновременно. Еще он помнит, как дети первый раз пошли в школу, Боря подложил сестре в ранец трех жирных мух. Они жужжали всю дорогу, и никто не мог понять, откуда раздается этот звук. А потом еще и еще воспоминания, каждый раз разные. Но в конце неизменно всплывала их последняя ссора, когда Слава стоял посреди коридора и обо всем рассказывал Марине. И ее последние слова перед смертью: «Я УМИРАЮ ИЗ-ЗА ТЕБЯ».