Родовой дом Морозова во Введенском переулке с любовью и талантом создал Франц-Альберт Шехтель. Главным украшением дома стали атланты, поддерживающие балкон второго этажа и вензель с витиеватой буквой «М» под сводами крыши. Морозов долго подыскивал архитектора. Авангардный Шехтель пугал заказчика. Алексей Викулович предложил маэстро выполнить заказ в классическом стиле, но Франц настаивал на английской неоготике. Сразу договориться не удалось. Через пару недель все успокоились, страсти улеглись и мужчины поладили.

Ни одному зодчему не удавалось создать столько домов в белокаменной. Удивительный немец построил свою «маленькую» Москву. Усадьбы Рябушинского, Кузнецова, Ярославский вокзал, МХАТ — это лишь несколько ярких творений архитектора.

Дождливым июньским днем карета Михаила Врубеля подъехала к воротам усадьбы. Морозов давно дружил с легендарным «творцом русского модерна». Раньше, во время совместного посещения оперы, он попросил Михаила провести внутреннюю отделку особняка во Введенском переулке.

— Мишель, я так рад, так рад, давно жду… Самовар уже два раза грели. Как самочувствие?

— Спасибо, Алеша. Выли осложнения, но сейчас все нормально. Я справился. Теперь работать приехал, тебя навестить.

— Ты сразу к делу, узнаю хватку Врубеля. Давай чайку сначала изопьем. Проходи в столовую, дорогой гость. Все давно накрыто.

— Спасибо, дружище, работу предложил. Что затеял? Зачем позвал? Не чай же с пампушками пить?

— Михаил Александрович, хочу все переделать во внутреннем убранстве дома. Не по мне все. Коллекция фарфора разрослась, выставлять ее негде, да и глазу скучно. Гостиные, столовые и коридоры радовать должны.

— Как тебя развеселить, Алеша? Ты только намекни, все для тебя сделаю.

— Я знаю, Мишель, что тебя всегда интересовала тема Фауста, ты мне много раз рассказывал о Гете. Панно, нет… создашь два больших панно на эту тему и расположишь их в интерьере первого этажа.

— Алеша, это интересно. Коридоры, гостиную и прихожую предлагаю погрузить в тайну и старину. Все исполню в дереве. Резную лестницу сделаем из мореного дуба, а фигуры демонов из красного дерева разбросаем по всему дому. Рядом с лестницей — камин с изразцами. Изразцы вылеплю сам, рисунок — что-то с райскими птицами, цвет — кобальт. Синий с белым на печах хорошо играет. Интерьеры коридоров будем делать в загадочном египетском стиле. Все эскизы пришлю через две недели, а потом начну работать. Не обижайся, если не угожу, я свои работы не переделываю — ты знаешь.

— Мишель, ты такую красоту в Абрамцеве сотворил, что меня все устаивает заранее. Ты талант, ну а кто же с гениями спорит? Нам надо подумать о коллекции фарфора. Ты же знаешь, я собиратель. Фарфор притягивает меня с молодости. Теперь у меня тысячи предметов.

— Я слышал, Алеша, что у твоей сестры Наденьки муж тоже фарфором занимается? Это что у вас, семейное увлечение?

— Да, мой зять Матвей Кузнецов — фарфоровый король. Но он не коллекционер, он промышленник. Уже давно владеет Дулевским фарфоровым заводом. Недавно расширился и выкупил фабрику Гарднера у последней владелицы вместе с фабричными моделями, формами и образцами рисунков. Я ему очень обязан, Матвей — мой первый помощник в приобретении русского фарфора.

На втором этаже, Мишель, я хочу выстроить большие витрины красного дерева и в них разместить собрание. На отдельных стеллажах поставлю русский фарфор со времен Елизаветы Петровны и до сегодняшнего, Императорского.

Нужно что-то решать со светом. Внутренняя поверхность сервизов и ваз Императорского завода покрыта сусальным золотом, это выглядит празднично, если правильно осветить. Луч можно направить сверху. Боковая подсветка важна для сюжетной росписи посуды фабрики Гарднера.

Подносы, чаши и вазы Попова изобилуют талантливыми портретами царских особ — здесь нужен яркий, фронтальный свет. Это всего лишь мои мечты, Михаил Александрович, а их воплощение — в твоих талантливых руках.

— Да, Алеша, я все понял и записал. Проекты витрин я за неделю, другую набросаю, а в работу отдам Павлу Шмидту — он лучший краснодеревщик в Москве, поставляет мебель двору его Императорского Величества.

— Свои пожелания, Мишель, я высказал, больше добавлять ничего не буду.

— Завтра же начинаю искать помощников, Алеша, и со следующей недели — к работе.

— Мишель, хочу с тобой поделиться своим секретом. Мечтаю создать музей фарфора. Посему в этом доме все будет подчинено интересам коллекции, ее пополнению и лучшему размещению. Я перееду на первый этаж, в квартиру Егорова, все равно там столуюсь. Да, чуть не забыл, у меня есть интересные иконы, от отца и деда достались. Размести их, пожалуйста, в моих комнатах — мне с ними уютно и тепло.

Алексей Морозов стал известен в России прежде всего своим уникальным собранием русского фарфора и икон. Каждый предмет этой коллекции приобретался осмысленно и хранился с любовью.

* * *

Усадьба Абрамцево, принадлежащая покровителю искусств Савве Ивановичу Мамонтову, встречала гостей разлапистыми ивами и прудом, заросшим камышом. Многочисленные постройки, разбросанные по всей территории, проектировались постояльцами Абрамцево: мастером русского пейзажа Василием Поленовым и признанным былинным живописцем Виктором Васнецовым. Скромные гостиные усадебных домов украшали жанровые фигуры известного еврейского скульптора Марка Антокольского. На всех стенах особняка были вывешены картины друзей хозяина усадьбы — прославленного русского портретиста Валентина Серова и знаменитого реалиста Ильи Репина.

Лето входило в свои права, светило солнце, едва пробившаяся трава уже создала изумрудный газон. Мамонтов, владелец Частной русской оперы, давал у себя в усадьбе предпремьерный показ балета «Сольвейг». Зрителей собралось много. Публика прогуливалась по парку в ожидании постановщика, модного балетмейстера Павла Петрова. На изящной лавочке из фигурного чугуна и ореха беседовали Михаил Врубель, художник представления, и Алексей Морозов. Они прибыли вместе. Предметом их бурного общения были чудесные декорации к спектаклю, выставленные здесь же в парке на импровизированной сцене. Высокий, стройный, с орлиным профилем Врубель выглядел усталым. Его эмоциональное напряжение напоминало о недавно пережитой душевной болезни.

Стемнело. К сцене потянулись музыканты и дирижер. Зажгли светильники, началось действо. Алексей Викулович наслаждался пластичными движениями танцовщиц. Его взгляд то и дело соскальзывал на изящную, улыбчивую балерину в голубом парике. Девушка танцевала в образе принцессы. Казалось, одно легкое движение руки — и она вспорхнет над сценой. Воздушное, облегающее платье добавляло ярких красок ее обворожительному телу. Морозов не мог оторвать глаз от танцовщицы. После спектакля немного сконфуженный Алексей Викулович попросил хозяина усадьбы представить его блистательной солистке. Обычно спокойные, потухшие глаза Морозова сверкали. Алексей Викулович влюбился.

* * *

Танцовщица Ирочка Аркадьева уже час находилась в гостях в московском особняке Алексея Морозова. Девушка сидела притихшая и немного обескураженная. Картины Врубеля в огромных дубовых рамах давили на нее. Хозяин кружил вокруг своей гостьи и все рассказывал, рассказывал…