— А кто убирается в этой идиотской библиотеке?

— Прости, Иэн, я не поняла вопроса.

— Я говорю, кто тут в библиотеке убирается?

— Очень хорошая женщина, миссис Макреди.

Она приходит и пылесосит. У нее седые волосы.

— А она каждый день приходит?

— Понятия не имею. Может, и не каждый. Скорее через день.

— А она приходит после того, как вы уходите, или перед тем, как приходите?

— Прости, Иэн, мне надо работать.

— А разве ваша работа заключается не в том, чтобы отвечать на вопросы детей?

— Да, но только если это вопросы о книгах. Ты хочешь спросить о какой-нибудь книге?

Иэн взял в руки лежавшую у меня на столе «Продолжайте, мистер Боудич»[48].

— Да, — ответил он. — Если я сейчас уроню эту книгу и мы будем ждать, пока придет уборщица и положит ее на место, она придет перед открытием библиотеки или после ее закрытия?

— На это я тебе отвечу, что класть книгу на место будешь ты сам, потому что это ты ее уронил.

Он уронил книгу и убежал вверх по лестнице.

После этого я не видела Иэна пять дней — пожалуй, это был для него рекорд. В следующий свой визит он принес мне тарелку печенья, покрытого голубой глазурью, посередине у каждого было по зеленой кляксе. Иэн казался почти таким же, как раньше. Он на цыпочках подкрался к тележке возврата книг, у которой я стояла. Я решила неделю не садиться на свое рабочее место, чтобы посмотреть, не пройдет ли сыпь. Соня помахала мне, подтолкнула дочку к полке с мягкими игрушками и ушла обратно наверх.

— Хотя сейчас еще январь, я испек печенье в честь Дня святого Патрика, потому что это следующий хороший праздник! — сообщил Иэн. — Голубой цвет означает океан, а зеленый — это Ирландия! Я красил глазурь пищевым красителем, и у меня руки до сих пор синие.

Он поставил бумажную тарелку, накрытую целлофановой пленкой, в тележку возврата и показал мне свои бледно-голубые ладони.

— Ты теперь настоящий смурф, — сказала я.

— Настоящий кто? — переспросил он. — И кстати, простите меня за тот случай с книгой, которую я уронил. А не приходил я сюда так долго, потому что у меня было крещение, и мы устраивали праздник, и мне подарили тысяч пять разных книг.

Я стащила с края тарелки целлофан и взяла одно печенье.

— Какие же книги тебе подарили? — спросила я.

— Несколько по оригами и еще пять из серии «К свету». Это про детей, которые живут во время конца света, и большинство людей уже вознеслись в рай, а эти ребята решили остаться, чтобы попытаться спасти всех остальных. Вообще-то это книги для подростков, но там ничего сложного.

— Хм. И что, тебе интересно это читать?

— Да, отличные книжки. По ним и фильм сняли, но мама считает, что он может оказаться страшноватым. Она хочет сначала сама его посмотреть. Может, у вас тоже есть эта серия?

Я пыталась проглотить печенье, которое удивительным образом было одновременно сухим и липким.

— Знаешь, у нас тут не очень много детских приключенческих книг с религиозной тематикой, — сказала я. — Но разные справочные издания и образовательные книги по религии у нас есть.

— А, ну да. Это как та идиотская книга «Своими глазами»[49]про тупых индийских богов с тысячей рук. Я все это уже читал. Вам надо закупить эту серию — «К свету».

Я знала, о каких книгах говорит Иэн. Как-то раз, когда мне было двенадцать, меня на неделю оставили с нашей утвердившейся в вере соседкой, и я прочитала три книги с полки ее дочери, и они мне страшно понравились, до этого я не читала ничего настолько романтичного и захватывающего. Я помнила только одну из этих книг: она начиналась с того, как над Африкой летит самолет и сидящий в нем отступивший от веры христианин замечает, что пилот, прежде чем съесть бутерброд, читает молитву. Он заводит с пилотом беседу о вере, но вскоре самолет падает, и все пассажиры разбросаны по Сахаре, и так далее, и тому подобное, а потом все либо спасаются, либо погибают. Это было очень здорово, но я даже тогда понимала, что это не очень хорошие книги. Как же мог Иэн, ребенок, семь раз прочитавший «Ветер в ивах», купиться на такое?

— Все равно мне очень понравилось, потому что потом ко мне в гости пришли друзья из церкви, а в этом году гостей у меня больше не будет: для празднования дня рождения я уже слишком большой.

День рождения у Иэна был в апреле, я знала это из его библиотечной анкеты.

— Тебе, кажется, одиннадцать исполняется? — спросила я. — По-моему, это совсем не много. Твои одноклассники тоже не празднуют в этом году свои дни рождения?

Иэн вздохнул, приподнял целлофановую пленку и распределил печенье на тарелке так, чтобы заполнить освободившееся место, откуда я взяла одну штуку.

— Не в этом дело, — проговорил он. — Но просто, знаете, в прошлом году… Я отмечал день рождения и пригласил одних только девочек, и праздник получился отличный, в основном мы играли на улице — искали спрятанное сокровище. Но папа сказал, что в этом году мне нужно пригласить либо только мальчиков, либо поровну мальчиков и девочек. Но таких дней рождения никто давным-давно не устраивает! Все устраивают праздники с ночевкой, а с ночевкой мне не хочется никого приглашать. И вот папа сказал, что тогда у меня не будет никакого дня рождения, а я сказал, хорошо, но можно мне в таком случае пригласить друзей из религиозной группы, а он сказал, что, конечно же, нет, но я понятия не имею, почему он так сказал. И еще он потом сказал, что я вообще уже слишком взрослый для дней рождения и что лучше они подарят мне деньги, сэкономленные на празднике, и я смогу себе на них что-нибудь купить.

Иэн выглядел расстроенным, если не сказать безутешным, но у меня сложилось впечатление, что рана эта у него давнишняя. До его дня рождения оставалось еще четыре месяца, а он уже сейчас не мог думать ни о чем другом. Я очень старалась не принимать ничью сторону, быть нейтральным и дружелюбным библиотекарем, который только сидит, как внимательный доктор, слушает и кивает. Но на этот раз я не смогла сдержаться.

— Иэн, — сказала я, — мне кажется, это несправедливо. Ну просто совсем несправедливо.

Он улыбнулся, оглянулся, чтобы убедиться, что по лестнице не спускается Соня, и взял себе одно ирландское печенье. Я тоже взяла еще одно, хотя первое так и висело, прилипнув, у меня в горле.

Нужно было срочно найти для этого мальчика идеальную книгу — такую, которая унесла бы его за пятьдесят тысяч миль от матери, пастора Боба и Ганнибала, штат Миссури. Но вместо этого я сказала только: