В каждом ресторане обязательно находится один смельчак, совершенно бескорыстно вмешивающийся в любую свару. Обычно это человек, который физически сильнее или попросту пьянее остальных. В данном случае наличествовали оба качества сразу.

Доброволец этот, коренастый мужчина лет тридцати пяти, с задиристым веснушчатым лицом, очутился, видимо, в «Арсенале» случайно. Скорее всего его пригласили сюда более продвинутые друзья. Его тяготила замороженная атмосфера элитного кабака, хотелось петь и гулять. Овалов был для него подарком судьбы.

Сузив глаза и засучив рукава, доброволец пошел на Овалова лоб в лоб, намереваясь то ли протаранить, то ли растоптать его. Он явно жаждал звуков оплеух, треска разрываемых рубах и одобрительных криков с мест. Душа его жаждала праздника.

Вышибала, напротив, должен был закончить дело тихо и быстро. В конечном счете, они помешали друг другу. Когда вышибала подхватил Овалова сзади под мышки и попытался вынести из зала, мой герой, повиснув у него на руках, неожиданно ловко нанес обеими ногами сильный удар в грудь добровольцу. Эта выходка явилась для всех полным сюрпризом. Задира с веснушками кубарем покатился обратно к своему столику, а вышибала, тоже потеряв равновесие, с шумом сел на пол, не выпустив, впрочем, Овалова из рук.

Не давая ему опомниться, Овалов резко откинул назад голову и попал вышибале затылком в переносицу. Послышался хруст и сдавленный стон — вышибала на какое-то время ослеп и оглох.

Овалов, выпутавшись из его объятий, с безумным видом вскочил на ноги. В тот же миг из-за пояса у него выпал совершенно неуместный в этом заведении «магнум». В ресторане наступила мертвая тишина.

По-моему, все уже были на сто процентов уверены, что дальше будет пальба, парочка трупов и вой сирен. Не знаю, может быть, так бы оно и вышло, но тут, покинув свой наблюдательный пост, в происходящее вмешалась я.

Первым делом я подхватила с пола револьвер и с быстротой фокусника отправила его в свою сумочку. Затем, выпрямляясь, я мимоходом нанесла обалдевшему Овалову удар по кончику носа, от которого глаза его наполнились слезами, а из обеих ноздрей ручьем хлынула кровь. Такой удар не слишком опасен, зато мигом снимает излишнюю агрессивность. Наконец я наклонилась к поверженному вышибале и клятвенно пообещала ему сделать две вещи: возместить все убытки и немедленно увести хулигана. Для убедительности я помахала перед его разбитым носом пачкой денег.

Вышибала посмотрел на меня с отвращением, ничего не сказал, с трудом встал на ноги и, придерживаясь за спинки кресел, побрел куда-то в сторону подсобки. Я растерянно оглянулась. Овалов стоял на прежнем месте, обливаясь кровью. Кажется, я немного переборщила.

Белявский, ворча, как собака, лишившаяся любимой кости, шел к выходу, раздраженно придерживая под локоть свою ледяную даму. По его виду легко было понять, что сюда он уже никогда не вернется.

Работники ресторана отнеслись к происшествию философски: потеряв богатого клиента, они не стали вымещать на нас досаду, а просто постарались с нас побольше содрать.

Когда я усадила Овалова обратно за столик и попыталась с помощью салфеток остановить кровотечение, к нам подошел официант и с глубочайшей скорбью провозгласил:

— Мадам! Ваш счет!

Я взглянула. От итоговой цифры закружилась голова. Но официант знал, что я не стану ее оспаривать. Получив деньги, он слегка поклонился и деликатно попросил:

— Постарайтесь не задерживаться, мадам!

Мы и не собирались задерживаться. Задержал нас конопатый доброволец, который вдруг плюхнулся за наш столик, размахивая руками и хохоча. Полученный от Овалова пинок, оказывается, здорово взбодрил его, поднял настроение и дал ту полноту ощущений, которой ему так не хватало в этом чопорном заведении.

— Ну, ты молоток! — сказал он Овалову и, с восхищением посмотрев на меня, добавил: — И баба у тебя — класс! Слушай, а давай выпьем! За встречу!

И он тут же привел свое намерение в исполнение, схватив со стола бокал, в котором плескался не выпитый Оваловым херес. Он осушил его одним махом, до дна. Затем он на мгновение застыл и побледнел. Глаза у него вдруг сделались белыми и незрячими. В руке хрустнул и рассыпался бокал. И тут же конопатый страшно захрипел и упал лицом на стол.

Какая-то женщина истерически закричала. Компания конопатого повскакала с мест и окружила его бездыханное тело. Кто-то потребовал врача. Но с первого взгляда было ясно, что врач здесь уже не нужен.

Я посмотрела на Овалова и поразилась происходящей с ним перемене. Он стремительно трезвел. Лицо его тоже побледнело и покрылось каплями холодного пота. В глазах мелькнул нечеловеческий ужас.

— Они здесь! — простонал он, хватаясь рукой за горло. — Господи, они уже здесь!

— Кто они? — поинтересовалась я.

Овалов взглянул на меня, не узнавая.

— Прочь отсюда! — пробормотал он и, пошатнувшись, встал.

У него был такой вид, что никто не пытался нас задержать. Мы покинули ресторан и вышли на проспект. Овалов был в панике. Его трясло.

— Объясни же, наконец, что происходит! — потребовала я.

Он взглянул на меня со смертельной тоской.

— Они все-таки нашли меня, — горько сказал он. — Я погиб.

— Да кто это «они»? — спросила я. — Твоя наркомафия, что ли?

Он обреченно махнул рукой.

— Какая наркомафия! Это все были цветочки… Слушай, нам надо немедленно скрыться!

— Ну, пошли, — сказала я. — У меня за углом машина.

Мы вернулись во двор, где стоял «Фольксваген». Овалов беспрестанно озирался. Сев в машину, он потребовал:

— Верни мне револьвер!

Я завела мотор и, медленно выезжая со двора, спросила:

— Ты будешь стрелять прямо сейчас? Или подождешь, пока мы выберемся на более людное место?

Он посмотрел на меня бессмысленным взором и в отчаянии закрыл лицо руками. Мы выехали на проезжую часть и свернули направо. Я посмотрела в зеркало заднего вида и вздрогнула. Нас уже пасли. Они даже и не скрывали этого — двое мужчин в «УАЗе» последней модели, сверкающем малиновым лаком. Номера на «УАЗе» были московские. Мужчин я видела в ресторане — у меня профессиональная память на лица, — они сидели недалеко от Овалова и абсолютно ничем не выделялись из общей массы. Заурядные спокойные лица, сдержанные манеры.

Я попыталась вспомнить, подходил ли кто из них к оваловскому столику, но ничего определенного в памяти не отложилось — я была слишком сосредоточена в тот момент на своем подопечном.

Мы свернули на одном перекрестке, на другом — бесполезно. «УАЗ» следовал за нами как приклеенный.

— Кто эти люди? — спросила я.

Овалов отнял ладони от лица и посмотрел на меня. На физиономии у него были написаны безысходность и раскаяние.

— Я должен признаться, — мрачно проговорил он, — что поступил с тобой исключительно подло. Я втянул тебя в грязную историю… — он помолчал и добавил с тоской: — Ну, откуда мне было знать, что можно влюбиться в собственного телохранителя?!