Овалов тоже так думал. Лицо его сделалось напряженным и бледным. Он то и дело оглядывался назад и инстинктивно сжимал кулаки, так что белели пальцы. После моего высокомерного замечания он замкнулся и не проронил ни слова. Я поняла, что это был весьма чувствительный щелчок по его самолюбию. Я не догадывалась об одном — Овалов может смириться с унижением, Берт — никогда. А Берт все-таки был его второй натурой — он всегда сидел у него внутри и, оживая, постоянно толкал на амбразуры.

Близкая опасность и мое пренебрежение сработали как катализаторы — Берт взбунтовался и потребовал сатисфакции. Овалов оглянулся на малиновый «УАЗ» и подчинился. В тот момент, когда я, вцепившись в руль, пыталась одолеть особенно коварную кочку, Овалов внезапным вороватым движением схватил мою сумочку и извлек оттуда револьвер.

Я не могла помешать ему, иначе заглох бы мотор. В глубине души я и не хотела мешать — внутренний голос не советовал этого делать, а в таких ситуациях он разбирается лучше. Овалов высунулся по пояс в окошко и, вскинув «магнум», без колебаний выстрелил в «УАЗ», который был уже в паре метров от нас. В зеркало заднего вида я увидела, как рассыпалось ветровое стекло у наших преследователей и какими сурово-деловитыми сделались их побледневшие лица. В руках у мужчины, сидевшего рядом с водителем, сверкнула сталь. Я не успела рассмотреть, что это такое, потому что «Фольксваген», словно испугавшись, вдруг одолел проклятую кочку и резко прыгнул вперед, отплевываясь голубоватым дымом.

Овалова тряхнуло, и он чуть не вывалился в окно, но удержался и оружия из рук не выпустил. Едва вернув себе равновесие, он не раздумывая выстрелил еще дважды.

С оглушительным хлопком лопнула простреленная камера. «УАЗ» швырнуло в сторону. Водитель ударил по тормозам и с беспокойством оглянулся на своего спутника — по правому рукаву у того расползалось кровавое пятно. С исказившимся лицом он что-то кричал водителю. Я поняла, что сейчас в нас тоже будут стрелять, и, нажав на газ, скомандовала Овалову:

— На пол!

Он чуть покосился на меня с высокомерной усмешкой и расстрелял оставшиеся в барабане патроны один за другим. Слава богу, он больше ни в кого не попал, зато помешал водителю «УАЗа» прицелиться, и наш «Фольксваген», завывая и подпрыгивая на неровной колее, домчался до крайнего дома и благополучно свернул в проулок.

Овалов упал на сиденье и, тяжело дыша, откинулся на спинку. На губах его блуждала удовлетворенная и слегка безумная усмешка. Из дула «магнума», который он все еще сжимал в руке, вытекала струйка вонючего серого дыма.

Я мельком взглянула на него и негромко сказала сквозь зубы:

— Достань платок и как следует протри оружие.

Он непонимающими глазами посмотрел на меня, на револьвер, потом очнулся и полез в карман за платком.

Мы выехали наконец на асфальт и, остановившись у первой телефонной будки, перевели дух. Я отобрала у Овалова револьвер, завернутый в платок, и бросила в сумочку. Потом я добежала до телефона и набрала номер. Анна, как мне и обещала, находилась дома.

— Сейчас мой друг будет у вас, — быстро проговорила я. — Он в опасности. Все очень серьезно. Вы можете сразу отказаться. Но, если хотите, чтобы он остался в живых, приютите его на несколько дней. И убедительная просьба — не выпускайте его ни на шаг из дома. Ни одна душа не должна знать, что он у вас, понимаете?

— Понимаю, — серьезно ответила Анна. — Как он сейчас?

Я оглянулась на «Фольксваген» и невольно улыбнулась.

— По-моему, выглядит он неплохо, — ответила я. — И даже с гвоздикой в петлице.

— Я буду ждать, — пообещала она. — Мне очень нравятся гвоздики.

Я повесила трубку и села за руль. Покружив по улицам, я убедилась, что хвоста нет, и через проходной двор выехала к улице Тихонова. Здесь я на секунду притормозила.

— Выкатывайся! — распорядилась я. — Адрес не забыл? Немедленно туда и сиди тихо, как мышь! Гуд бай!

Он выскочил из машины. Еще не успела хлопнуть дверца, как я тронулась с места. На мгновение в зеркале мелькнула его одинокая фигура и тут же исчезла. Я выехала со двора и покатила в сторону железнодорожного вокзала.

Перестрелка на окраине меня не очень беспокоила. Жители таких районов не спешат оповещать власти о подобных инцидентах — они просто наблюдают, как эти богатенькие в сверкающих машинах лупцуют друг друга из всех видов оружия. Зрители даже получают от этого бескорыстное удовлетворение.

Однако от воняющего гарью револьвера следовало немедленно избавиться, отправив его куда-нибудь за тридевять земель. И еще одну цель преследовала моя поездка на вокзал — у тех, кто следит за нами, должно создаться впечатление, что именно на вокзал нам и нужно.

Машину я оставила за квартал от вокзала на маленькой боковой улочке. Перекинув через плечо сумочку с тяжелой и опасной уликой внутри, я неторопливо направилась к зданию вокзала. Погуляв немного у входа, я вошла внутрь и, пройдя через зал, выбралась на перрон. Шагая вдоль рельсов, я присматривалась к многочисленным составам, занимавшим железнодорожные пути.

Мне повезло. Медленно вращая стальными колесами, лениво постукивая на стыках, со станции только что тронулся длиннющий, тяжело груженный товарняк. Пока я шла вдоль путей, постепенно удаляясь от здания вокзала, товарный состав все больше набирал скорость.

Я вышла к переезду и, балансируя на острой щебенке, пробралась к тому пути, по которому шел состав. Я оглянулась — никто не следил за мной. Ухватив ствол револьвера носовым платком, я легким отточенным движением метнула его в сторону проносящегося мимо товарняка. «Магнум», описав в воздухе дугу, упал на платформу, груженную углем, и, зарывшись в черную массу, поехал прочь из нашего города.

Я выпустила из рук грязный платок, и ветер, бьющий из-под колес поезда, тут же подхватил его, всосал под вагоны и погнал куда-то по шпалам — все дальше и дальше.

Я возвратилась на вокзал и некоторое время побродила по залам ожидания, потолкалась у касс и постояла с озабоченным видом у расписания поездов. Я даже зашла в вокзальный ресторан и съела невкусный обед из трех блюд. Засветившись таким образом, я вернулась к автомобилю и поехала домой.

Судя по моим меткам, квартиру в мое отсутствие еще никто не навестил. Или они не успели вычислить адрес, или пока в этом просто не было необходимости. На всякий случай я все-таки проверила телефонный аппарат, но никаких следов подслушивающих устройств не обнаружила.

Тогда я занялась оваловским чемоданом. Я собрала и уложила все его вещи, бритвенные принадлежности и одеколоны, стоявшие в ванной комнате. Я заглянула в карман чемодана, застегнутый на «молнию», и нашла там пакет с деньгами. Сумма была не так уж мала — почти сто тысяч долларов в валюте и двести пятьдесят тысяч в пятисотрублевых купюрах.

«Оказывается, белозубая улыбка неплохо оплачивается, — подумала я. — Тем более что эта сумма была, по-видимому, лишь остатками былой роскоши».