Она утвердительно кивнула, стараясь выровнять дыхание: девушке казалось, что она не дышала всё это время.

Когда руки исчезли с её тела, она постаралась постоять на трясущихся ногах, но не смогла и тихо опустилась на землю.

И теперь её мысли о несчастной любви оттеснились на задний план, выдвигая вперед страх перед смертельной опасностью.

Как докажет, что не брала она никаких бумаг, даже в глаза их не видела? И что они сделают с ней, когда ничего не найдут?

И кто этот господин? Что ему надо? И почему он связан с бандитами?

—Неужели и тут есть типа крёстного отца? — нервно прошептала она, уже оглядываясь по сторонам.

—Интересно, а кто был тот незнакомец? Следил за ними или охранял их? Если охранял, то сдал бы меня. Нет, он точно тоже охотится за этими проклятыми бумагами. И он знает, кто я и что была в обозе. Выходит, он следил за мной..,— шептала Оливия, убыстряя шаг, стараясь побыстрее дойти до деревни.

—Да не знаю я о них ничего! — с отчаянием прокричала она в пустоту, останавливаясь от бега.

Выйдя на околицу, она услышала ещё не стихающие звуки свадьбы, весёлые голоса и крики «горько!»

И она, как бы ставя точку на этой страницы своей жизни, прошептала:

Ой, крута судьба, словно горка. Доняла она, извела. Сладкой ягоды — только горстка, Горькой ягоды — два ведра.

Войдя в дом под покровом ночи, она увидела, что Малаша сидит за столом со свечой и ждёт её.

В доме было тихо, только блики свечи танцевали причудливый танец на стене. И от колебания света отблеск их то удлинялся, то укорачивался.

—Ты как? — взволнованно спросила та.

—Всё нормально. Всё переболит, притупится, позабудется. Выстоим. Не повезло, что скажешь, — сев рядом с ней, она положила голову ей на плечо.

—А Тимофей не испортил тебя? — тихо спросила Малаша, обнимая её.

—Нет. Да и он оберегал меня, лишнего ничего себе не позволял. Только целовались. Для себя берёг, а вышло, что для другого, — прошептала она.

—Тогда поплачь, легче будет, — посоветовала та.

—Уже наплакалась, навылась. Завтра глаза не открою от выплаканных слёз. Малаша, меня сейчас не это волнует. Подслушала разговор, идя домой. И знаешь, кто там был? Филимон и разбойник — его я сразу узнала, хоть и смеркалось, и ещё какой–то господин. А разговор был обо мне. Они ищут какие–то бумаги, о которых я даже и не знаю. Они думают, что раз я выжила, значит и деньги, и бумаги я взяла, — выдохнув, она рассказала о подслушанном разговоре.

—А ты не брала? — спросила Малаша.

—Каюсь, деньги я взяла. Видела, как мужик что–то прятал под телегой. Деньги нашла, а вот бумаг там не было. Может, он в другое место спрятал, а, может, я и не заметила их. Нашла деньги и обрадовалась. Только тот говорил о большой сумме, а эти погоды не сделают для такого человека. Для него пятнадцать золотых, что мёртвому припарка.

—Не к добру это! Филимон — плохой человек, с гнильцом. А то, что с разбойниками дружбу водит — это совсем плохо. Тебе надо быть осторожной! А то, что деньги припрятала, тоже хорошо. Жизнь долгая. Давай спать. Всё у нас будет хорошо, — она погладила девушку по голове и тяжело поднялась.

Только Оливия долго не могла уснуть, прокручивая все неприятности, которые снежным комом настигли её.

И вопрос был только в одном: раздавит он её или рассыплется мягким снегом около её ног?

Оливия, проснувшись следующим утром, почувствовала, что она стала другой.

Подобно гусенице, вылезшей из своего кокона и превратившейся в красивую бабочку.

Было ощущение, что прошлая жизнь ушла, и она вступила в новую действительность.

«Повзрослела», — отметила она эти изменения одним словом, взглянув в зеркало и увидев грустные глаза.

Провела рукой по волосам и почувствовала руку Тимофея, который любил гладить её волосы и вдыхать их аромат.

—Чёрт, что за наваждение! — пробормотала она.

Оливия вышла на кухню, подумав, что хорошо, что петухи снова разбудили её так рано. Пусть все поспят, а то переволновались за неё.

А то она со своей любовью потеряла контроль над всеми делами, будто выпала из реальности.

Хотя она понимала, что дела делались и выполнялись с лёгкостью и вовремя: всё–таки любовь придавала ей силы.

Убрав свои чувства поглубже, она занялась повседневными делами, рассудив, что слезами и нытьём уже ничего не изменишь.

Мой милёночек уехал И отсюда не видать. Я девчонка молодая На него мне наплевать.

Её родные, подтянувшиеся позже к столу, наблюдали молчаливую Оливию, готовившую им завтрак.

Даже Марьяша понимала, что ей сейчас плохо, и поэтому все тихо сели за стол.

А на столе уже стояли гренки с ломтиками огурца и варёной крольчатины.

Запах чая из ягод и трав заполнил комнату и напоминал им о прошедшем лете с его жаркими днями и тёплыми дождями.

Немного перекусив, Оливия направилась убирать в сарае, — повседневные дела требовали заботы и внимания.

Корову уже не выгоняли на выпас и сейчас она соседствовала с кроликами.

Подкинув им сено, девушка подумала, что скоро придётся звать Архипа: самой убивать кроликов у неё пока не поднималась рука.

Ей пришлось отселить кролей от крольчих, чтобы они подросли, на зиму она решила оставить троих кролей.

Она вспомнила, как Архип показал процесс снятия и выделки шкур. Оказывается, он по молодости занимался охотой, но потом забросил это дело: завёл семью и работы прибавилось. Только иногда ставил силки в лесу.

—Для снятия шкурки нужна верёвка и крепкая палка, — вспомнился его рассказ и наглядный показ разделки кролика. — Палка заостряется с двух сторон…, разрезаем шкурку на задних лапках…, и вдеваем концы палки в прорези, распиная на распорке, затем подвешиваем его на верёвке, вот на эту перекладину. И начинаем снимать с задних лапок.

Показывая и рассказывая порядок снятия шкурки, он так шустро её снял, вывернув наизнанку, что девушка даже и моргнуть не успела.

Затем аккуратно разрезал брюшко и вынул все внутренности. Оливия отметила, что спокойно наблюдает за всем процессом без брезгливости, хотя в душе очень жалела кролика и в своей жизни ни разу не убила даже курицы.

В той жизни этого и не надо было делать, — магазин был рядом — пошёл и купил, и вся проблема решена, а здесь ей придётся привыкать к такому порядку вещей.

Другой мир и