смысле, антиподом Полины. Не такая опрятная, без излишних подчеркиваний, да еще и в изношенной кофте. Правда, ей нельзя было не любоваться. Маша при своей простоте не теряла обаятельности и чуткости. Вероятно, существуют люди, которые не хотят никому вредить. Думаю, ее можно внести в этот список, если бы тот существовал.

С ней толком не поговоришь, но если начать — оторваться невозможно. Как бы это описать одним словом? Хм… «душевность», наверное.

Вот только если к Полине можно было испытывать романтический интерес, то тут немного другой характер отношений, но более близкий, чем дружественный. Она словно дальняя родственница, которую ты видишь редко, но всегда ей рад, да и она тебе тоже. А главное, она всегда понимает, что лучше всего сказать даже в нелегкой ситуации.

Сделав облегченный выдох и допив стакан компота, я решился на вывод: — А что если у меня нет никого, кроме тебя?

Она сдвинула брови, будто пытаясь понять, что я имел в виду, но быстро сообразила: — Не, так не бывает.

— Почему же?

— Всегда есть хоть что-то, помимо одного мимо проходящего человека.

Что ж, не думал, что она о себе столь невысокого мнения.

***

Устав от бесконечных просмотров фильмов, я начал тренироваться в одиночку, когда никого нет. Я выходил в тайное место в ночное время. Незаметно проходил мимо охраны. Включал фонарик, брал тренировочный меч и колотил чучело.

У меня даже начало получаться что-то сносное. Не шедевр фехтовальной хореографии, конечно, но я хотя бы начал попадать в намеченную цель. В любом случае это стало отличным средством, чтобы выплеснуть внутреннюю агрессию.

Жабик, заметивший мои результаты, когда мы были все вместе, даже похвалил меня: — Глория Фортис! («Слава воину», если я правильно понял).

Правда, он сказал, что я схватываю налету, но я слабо в это верю. Другие говорили, что во мне слишком много самокритики и требований к себе. Тут я промолчал. Сухой и Полусухой больше между собой не шептались. Они, словно два брата-близнеца, разделили учесть ходить с подбитыми глазами. Не знаю, чьих это рук дело, но догадывался, что это косвенно касалось предвзятого отношения ко мне. У меня пусть и мелькала подлая мысль: «Так им и надо», но не радовался этому. Присутствие эмпатии не позволяло.

Он не был готов доверить мне свой трезубец, но зато отдал ту палку, с помощью которой отбивался гимназист. Она осталась после исчезновения в качестве лута.

По правде говоря, я думал, что этот меч из лиственницы сам по себе очень неудобен. Однако палка оказалась в разы хуже.

— Может, не стоит мне переходить на это?

— Трудности закаляют! — Смеясь произнес Жабик, после чего принялся раскидываться советами.

Нет, я, безусловно, доверяю ему. Игорю тоже. Саше даже, пусть я и никогда не видел ее в ближнем бою. Они все были профессионалами своего дела. Я терпел любое неудобство ради них. Не могу дать толкового объяснения. Вероятно, их выручка подкупала мое отношение к ним.

В какой-то момент я даже начал молиться на этот меч. Осуждал себя за пренебрежительное поведение.

Количества заноз в моих пальцах нельзя было сосчитать. Руки покрывались бинтами, но даже они не спасали от мозолей.

Я все колотил и колотил эту несчастную тряпичную штуковину. После я понял, что одних ударов недостаточно. Мое тело само не пластичнее деревянной палки.

На мнимом враге развороты и уклонения особо не порепетируешь, поэтому меня, сначала, ставили с Полусухим. Тот тоже не промах. Знатно меня поколотил, особенно по ногам.

— Не недооценивай хитрость врага! — Сказал он мне, после того как удар пришелся по берцовой кости и я невольно взвыл.

Я рычал, злился. Погода, само собой, портилась, но останавливать меня никто не смел. Я в кои-то веки показывал результаты. Невысокие, да, но плохими их уже не назовешь.

Полусухому тоже нужно отдать должное. Он заставил меня обращать внимание на то, что раньше мне было абсолютно безразлично. Никогда бы не подумал, что соперник может подбить конечности, а ведь это отличный ход. Так можно и обездвижить, и заметно подорвать сердце. Смотря с какой силы бить… и чем.

После десятка таких болезненных столкновений я все же уловил наперед, как он будет действовать. Математический расчет. Алгоритм действий и знание некоторых законов физики.

Бам!

Донесся глуховатый звук столкновения оружия.

Я смог защитить ногу, подставив палку вперед, словно заключив уязвимое место за решетку.

— Отлично! Молодец! Не останавливайся! — Подбадривали меня позади. Я даже на минуту поплыл от восторга. Даже тучи рассеялись. Я тут же взял себя в руки. Не позволял быстрой музыке на фоне теребить остатки моих нервов.

Тут же последовал еще удар. Его я тоже смог отбить, но заметно хуже. Я мог упустить его, благо сообразил быстро. Теперь я понял, что отбившись один раз — не стоит расслабляться. Не стоит смеяться над людьми, даже если они носят смешные имена.

Я так сконцентрировался, что уже не слышал голосов.

Не без шишек я отбил большинство его выпадов.

На его смену тут же пришел Сухой. Как неудивительно, он проделывал все то же самое, но по рукам. Сказывалось ростом. Правда, это показалось мне сложнее. На ногах я просто стоял и пытался удерживаться, а вот оружие из рук выбивалось на раз-два.

Я кряхтел от боли в предплечьях, но жаловаться не смел.

Пропустив десяток-другой болезненных выпадов, я почувствовал, что достиг своего предела. Внутри меня снова что-то разжалось. «Унижение — явление добровольное» — тот разговор с Машей все еще отдавался в моей голове, но теперь я понял, что она имеет в виду. Все познается в сравнении: любая ситуация, любое положение, любая боль, испытанная на собственной шкуре.

Жаль только, чтобы это все понять, мне потребовалась хорошая затрещина по голове.

Я переломил этот предел внутри себя.

Я дрался с ним так, будто от исхода этой битвы зависит моя жизнь. Да, это больше походило на привычное хаотичное махание оружием, но… я смог застать оппонента врасплох. Теперь он защищался от меня.

Когда он замахнулся на меня и был готов коснуться, я плавно пригнулся и смог подбить его ноги.

Сухой упал.

Игорь хлопнул в ладоши: — На сегодня хватит. Все трое — молодцы.

Осознав содеянное, я трезво посмотрел на результаты своей глупости.

Сухой как-то странно смотрел на меня, и мне стало неудобно, что щеки сами залились краской. Я решил, что нужно протянуть руку, на что он принял предлагаемую помощь без всяких претензий.

— Извините, если я вас как-то…

— Да ничего, — ответил Сухой, вспомнив о фингале, — у меня