— Требую дать стимул на развитие, отрицая правдивость пришедших цифр, хотя они говорят о многих нарушениях, но мне не до ваших разбирательств и невежественных сомнений, — она грохнула дверь и без поглаживания по руке забыл о быстром свидании, не давшем результата в виде нового номера. Пример не из последних, но напомнила о выгодной сделке, ждущей завтра. Лето скоро кончится, после этой зимы, а раньше грядут часы отчаянных происков в себе доброты и милости. Двадцать скелетов в аквариуме одновременно посмотрели исподволь, не осталась незамеченной и новая стрижка у окна, подвернутые ботфорты штанов от костюма на одинокой вешалке зеркального шкафа, где очередной початый виски грустил вне тела.

— Поймите, — объяснял он владельцу здания, не готовы они к переезду, на кону Китай. Они сменят нас на пороге третьего, придут на русские земли, продадут целыми вымершими деревнями, сожженными полями, садами, где милуются пробужденные точно зноем жаркого послеутра влюбленными, в объятиях познающими течение ци. — Мне и не стоило делать усилия, к тому же на пороге третьего, извините, обитого войлоком на брус дома, где в спальне на стене прибита литография шторма.

— Прошу прекратить приводить примеры. Мы не может целый день потратить на изучение вашей памяти, где искусным тоном лондонского аналитика запрятаны схемы перевода активов, — просили из президиума не вставая.

— Мне мнится бешено популярным последний синхрон, эти семь секунд порвут дневной. Вроде мог прямо кивнуть на того, кто замешан, но с того конца пригрозили, озадачив, что прибьют за тачку, — когда вернулся на место, стремился не дать чувствам взять верх, обнаружить себя.

Никто не знал, зачем они жили в ночи, рихтуя журнальные передовицы словом вот. Продвижение было отличным, но мешало, точно риск быть узнанным в толпе перед единственной, поднявшей повыше рабочий портфель.

Теряясь, но находя в стоящем важные моменты, убегать прочь от нависающих зданий, уносящих километры жизненных стремлений оставить как есть бывшее в негативизме и отрицании правильности устойчивого порядка, установленного врагами с единственной целью дать понять, не все имеет реальный референт, даже предоставив лучшим свои низменные влечения в виде пафосных задач. Блестящие, покрытые дыханием осени стены вели неспешный твердолобый диалог о будущем, ждущем за поворотами приворотов и рвущимся навстречу мечтам стабилизаторам человеческой механики. Храня в оставшемся на новый изгиб судьбины ломте жизненность райского вкуса, перебирая ногами треснутый с приколом асфальт, ведя себя далеким триколором развеваемым духоподъемными порывами в укромные места тихих районов, где стерегутся лавочки и подпирают площадки семерки балтики. Кажущийся сегментом середины истины отказ бороться, бросаться на первых поперечно, навечно изменив обязанности страдать перед несгибаемым памятником подорванным под венгерские ботинки.

— Вы не могли бы выйти?

— Опаздываю на заседание.

— Есть несколько вопросов.

— Ко мне? Видите, я и так сижу, хотите сесть на мое место? Кто предложил бить набатом в баклуши, я что собачья работа, мне и не верится, что не все знают.

— Предъявите.

— И говорю. И так ему объяснял, и по матерому.

— А вот это зря.

— Зряче, точно поправка в налоговый меморандум.

— Мне ваши ксероксы ни о чем не сказали.

Машина рванула с места, унося Гая с любимым охранником от недружелюбного перекрестка. Она не находила в опозданиях ничего предоссудительного, любимая работа любимого всегда шла впрок, поставляя свежесть к четвертому цикорию. Холодея от неприятных ощущений ниже махрового полотенца, обвиняла человека, что изволил стыдится своей неаккуратности все вчерашние бедствования, грозя в стенное панно.

Он позвал немедленно посмотреть праздничное шествие в Риме, где смех и поцелуи не вызывают отторжения у многочисленных гостей со всех стран-членов ЕС.

Они спустятся последними с небес по личному трапу, чтобы не опоздать на фейерверк и маскарад для всех. Потом лягут на кровати в полулюксе, спросят закусить минибар. Нельзя о том, но он платил из своего кармана, не тратя напрасно с карточки. Она хотела помнить карточки, очередь за свежим хлебом, переброс тройкой новых предложений, чтобы быть адекватной очевидным завистникам, занявшим наблюдательный позиции рядом с их местами для поцелуев, словно в рекламе моющего средства, залогом уверенности, что уснешь умиротворенно. Общий вагон уносил прочь ее родного человечка, он обнимал, спросив взглядом разрешение, лишнее одеяло, пытаясь не плакать, представив ее с другим, в окружении счастливых сытых иностранцев. Где там повозка с итальянским Морозом, точно боярыня разбросала по снегу морковные отруби для не впавших в спячку гусей. На гуслях играл нечто трогательное деревенский мужик, невзирая на очевидно декоративный материал ложек пританцовывавшей спутнице. Летели полустанки, названия красивых старинных городов. Она играла локоном, плывя через жалюзеные дневные лучи. Хотела надевать фартук, что забыла уборщица и организовать разнос за отсутствие в борще пампушек. Здесь не умели готовить сметану, не бились до чертиков над клубничным тестом, не ставили на не того бойца без правил, между джин-физзом и кампари-сода. На разноцветных лампочках отражались сцены древних мифов, зовя прочь отсюда, где нет никаких болезней и усталости, вытерев красиво скулу от каплей дождя терпеливо перебирала варианты Ангелова. Хорошо бы он ушел и не вернулся, выполнив свои обещания на прошедший воскресный день. Ловя в упряжь бубенцы пони, отвешивая кивками поклоны и поднимая столбами снежинок серебристую пыль, они были интересны всей улице, беря в оборот вечный город. Прощение за сброшенные полотенца он вымолил свежей молитвой за настоящей пиццей.

Рвение озабоченных сослуживцев вибрировало краткими сообщениями, зовя от сладкой в привычку кабинетных шалостей. Им ничего не стоило биться о выступы секретеров, рыскать в ошибках контрактов, исключая тщетные стимулы пробиться выше его кресла, разломить преломленный ранее хлеб. Сначала необходимо выгнать без выходного немного менее половины виноватых за просчеты, но кто тогда будет поддерживать совместный быт работы, делая второй культурой последующий уют. Ранние обещания расстаться и вынести на плечах рюкзак с рынка, представив поверженным бороться за свои попранные права жалобами.

Избиратели теснились вокруг компании, грозили перейти к решительным действиям, требовали ознакомиться с ответами на заявления, на что имели ответом продолжительный посвист, это нанятые провокаторы с другого адресного куста вклинились с проплачеными заявлениями. Возглавлял их человек серьезный, его уважали.

Переживание схлынуло, стало снова душевно среди доброты пейзанской натуры. Хорошие люди охали, требуя возобновить оркестровые марши, на что им отвечали невпопад со стороны, держа в руках себя, кто представит первым, пойдет прочь, прогоняя не самые обходительные манеры до предстоящих разговоров, где им придется бить себя в живот, щемя отстающих белым пластиком.