Смех оборвался, сменившись недовольными возгласами и покачиванием голов. Джеймс уловил неодобрительные взгляды. Кто-то буркнул:

— Чертовы придурки.

Какая-то женщина из противоположного угла паба крикнула:

— Неужели вы верите только своим физическим ощущениям, странный вы человек?

Джеймс уже хотел встать и прокричать в ответ, что да, так и есть, он, как и прочие вменяемые люди, воспринимает окружающий мир посредством физических ощущений, но лысый астролог поднял руку и промолвил:

— Успокойтесь.

Джеймс заметил, что рука астролога дрожит.

Обращаясь к посетителям паба, Адам Голайтли сказал:

— Давайте не будем спорить. Каждый имеет право верить, во что захочет. Если наш друг не чурается таких понятий, как «логика» и «факты», — оратор подождал, пока стихнет последний смешок, — значит, такова его судьба.

Последние слова астролога посетители бара встретили почтительным молчанием. Джеймс хотел рассмеяться, но не смог.

— Позвольте мне угостить вас, — добавил астролог, обращаясь к нему.

Джеймс согласно кивнул.

Он злился на себя, что сорвался, и был благодарен астрологу, что тот прервал неприятный спор.

Некоторое время они болтали о пустяках. Астролог показал Джеймсу книгу символов, в которую заглядывал раньше. Джеймс поинтересовался, что эти символы означают.

— Вы видите их впервые? — Астролог бросил на Джеймса удивленный взгляд.

Джеймс кивнул. Почему-то его ответ поразил собеседника. Адам Голайтли положил ему руку на плечо и заказал еще бокал пива. — Бедняжка, — промолвил он, с жалостью глядя на Джеймса.

Затем Адам Голайтли поведал Джеймсу историю своей жизни, под конец признавшись шепотом:

— Фактически я и сам приверженец многих идей, о которых вы упомянули. — Астролог рассмеялся. — Заметили, что я сказал? «Фактически». Ха! А я еще не забыл старую терминологию!

Джеймс спросил, почему астролог изменил своим убеждениям.

— Судьба, — вздохнул Адам Голайтли. — Я был юн, когда моя любимая покинула этот мир.

— Вы хотите сказать, она умерла?

Снисходительная улыбочка появилась на лице астролога.

— Можете думать, как вам заблагорассудится. Я очень сильно любил ее. Мне было двадцать. Она ехала в поезде, который сошел с рельсов.

— Простите. Какой ужас!

— Нет, всего лишь судьба. Но тогда я рассуждал примерно как вы сейчас. Я скорбел по ней — кажется, так говорят? Много раз я был близок к самоубийству. Я жил в комнате на чердаке высокого дома. Утром и вечером открывал окно и смотрел вниз, в сад. Я представлял, как мое тело падает вниз навстречу тому, что вы называете смертью. Меня удержала только мысль о родителях. Я остался жить ради них. Оба они уже оставили этот мир, с разницей в неделю. Отец — от рака семенников, мать — от разбитого сердца. Не вынесла его ухода.

— Обычно люди не умирают от разбитого сердца, — заметил Джеймс.

Астролог замахал рукой, отвергая возражение.

— Называйте как хотите. Не важно, главное — они оба ушли. После кремации бренного тела моей матери я открыл окно и уселся на подоконник. Руками я держался за раму, а ноги свисали вниз. Мне оставалось только встать, отпустить раму и шагнуть в иной мир, навстречу родителям и моей любимой. Долгое время я не мог решиться. И вот, когда я уже успел попрощаться с физическим миром — а надо сказать, за окном стоял чудный летний вечер, — я услышал голос в комнате позади меня. Когда я обернулся, то увидел мою любимую, окруженную голубым свечением. Она сказала, что мое время еще не пришло. Тогда я впервые перестал верить в реальность физических ощущений. Словно лучик света пробился с той стороны и освободил меня от тех заблуждений, которые я разделял тогда.

Тут астролог бросил на Джеймса беспокойный взгляд.

— Простите, я не хотел вас оскорбить.

— Я вовсе не оскорблен, — ответил Джеймс, — скорее, сбит с толку.

— Сбиты с толку? Превосходно. Мир представляется вам хаосом, потому что вы не видите его. Вам никогда не найти ответа, потому что вы не помните вопроса.

— Вопроса?

— В нем заключена отгадка.

— Именно ее я и разыскиваю.

— А вот и нет! Вы перестали искать. Возобновите поиски. Помните, что сказал вам Билл: не бойтесь вернуться назад.

Они выпили еще пару бокалов и сыграли в дартс. Джеймс не помнил, как попрощался с астрологом и вернулся домой. В памяти остался лишь вращающийся потолок спальни.

Проснулся он поздно. Небо уже начинало темнеть. Голова раскалывалась. Джеймс спустился вниз, сварил кофе, сделал тосты и вернулся в спальню. Дом был пуст. Джеймс сел на кровать и позавтракал.

Почувствовав запах пота, Джеймс отправился в душ, но и после душа запах не оставлял в покое. Джеймс обнюхал все углы в комнате и наконец обнаружил, что потом пахнет его постельное белье. Он не стирал его три недели — с тех пор, как въехал.

Джеймс сгреб в кучу пододеяльник, простыню и наволочку. Когда он возился с наволочкой, что-то выпало на пол. Пачка купюр. Не веря своим глазам, Джеймс пересчитал их. Пятьсот фунтов двадцатками. И чего ради он засунул их сюда? Выходит, он просто перепутал места!

Он вспомнил слова астролога: то, что вы считаете утраченным, просто потеряно. Если будете искать в правильном направлении, вас ждет успех.

Джеймса наполнило воодушевление. Он рвался в бой. Если астролог прав в одном, значит, и в отношении прочего не ошибается! Отгадка. Вопрос. Его воспоминания. Как там сказал старикан? «Не останавливайся на полпути, юноша. Не бойся возвращения. А если страх довлеет над тобой, ты должен преодолеть его».

Внезапно Джеймс понял, что означали эти слова. Он подошел к столу, открыл ящик, вынул блокнот и начал писать.

Я вспоминаю съемную комнату окнами в сад — ничем не примечательную, совсем как эта. Блеклые обои, стол у окна. Я вижу сад при любой погоде: деревья то зеленые, то голые, небо то серое, то сияет голубизной. Впрочем, пусть будет осень и дождь. Время близится к вечеру, серые сумерки потихоньку становятся тьмой, внезапно оживают и гудят трубы с горячей водой. Кислый и печальный запашок. Остатки похмелья, вещи упакованы в коробки, а я словно завис между главами своей жизни. В общем, день как день. Один из многих.

Я помню решение, которое принял, сидя за этим столом, и даже могу назвать точную дату — октябрь 1994-го. Все записи об этом времени заперты в черной коробке. Несколько месяцев назад мне исполнился двадцать один, и я закончил университет. На этом воспоминания заканчиваются. Я не хочу раздвигать их туманную завесу — но боюсь я не того, что могу вспомнить, а того, чего вспомнить не могу. Той пустоты, той черной дыры, при мысли о которой меня охватывают стыд и ледяной ужас. Поэтому повернемся спиной к туману и обратим взгляды вперед, навстречу клубящемуся хаосу. Здесь, в этой комнате, начинается четвертая глава.