— Мы хотим пожениться.

— Это еще зачем? Чего вам не хватает? — откровенно удивилась женщина.

— Мы хотим жить вместе, всегда быть рядом, всю жизнь, — сын пытался говорить без пафоса, но обычная его ирония куда-то незаметным образом испарилась. Он волновался больше, нежели сам предполагал, пока готовился к этому нелегкому разговору.

— В наше время молодые люди женились, потому как было запрещено до брака иметь сексуальные отношения, — неприятным, сухо-металлическим голосом отчеканила Маргарита Александровна. — А вам теперь это зачем? Насколько я понимаю, вы себе ни в чем не отказываете. И девушкам не запрещено прыгать в койку до свадьбы, что они активно и делают, в том числе наверняка и твоя так называемая невеста…

Сергей убито молчал. Разговор почему-то складывался совсем не так, как он рассчитывал.

— Между прочим, а кто вас будет кормить? — Это уже начал свою партию отец, резко и непримиримо, непривычно жестким тоном. — На родителей рассчитываете?

— Мы сумеем заработать сами, — начал было отбиваться Сергей. Он все-таки не ожидал такого категорического отпора.

— И кто же эта счастливица? — медленно и почти сквозь зубы произнесла мать. — Мы ее знаем?

— Знаете. Давно. Это Света Журавина, моя одноклассница.

Маргарита Александровна встала и прошлась по комнате. Потом отвернулась к темному окну, долго молчала. Мужчины ждали; отец медленно допивал вино. Казалось, он совершенно успокоился и уже не волновался за исход беседы, полностью предоставив ее завершение жене. Та же наконец резко развернулась на каблуках и подошла вплотную к сыну.

— Послушай, — и она положила легкую руку ему на плечо, — может быть, тебе и неприятно это слышать, но таких девушек полно. Ты не обижайся, но твоя Света самая обыкновенная московская плебеечка. Да, смазливая, может быть, даже хорошенькая, но простенькая до неприличия. Личико вполне провинциальное, фигурка сегодня есть, а что будет после родов — никто не знает… Вспомни о ее семье, посмотри на ее родительницу, в конце концов!

Лицо матери еще больше помрачнело, замкнулось и, как всегда в минуты гнева, сделалось отрешенным и чужим. Едва сдерживая себя от излишне эмоциональных формулировок (сыну, отлично ее знавшему, это было прекрасно заметно), она решительно сказала:

— В общем, мое мнение таково: если ты совершишь этот безумный шаг, то испортишь жизнь всем нам. И себе тоже, себе, кстати, прежде всего. Подумай об этом.

Она резко повернулась и ушла в спальню, раздраженно цокая каблучками — даже в домашней обстановке Маргарита Александровна не позволяла себе расслабляться и ходить в бесформенных войлочных тапках — и громко хлопнув на прощанье дверью.

В комнате воцарилась тишина. Сергей исподлобья бросил на отца взгляд, и ему показалось, что Пономарев-старший, вертя в пальцах тонкий бокал на длинной ножке, с трудом скрывает усмешку. Может быть, хотя бы он отнесется к их со Светкой чувствам разумнее? Может, сумеет уговорить мать?

И Сергей сделал еще одну попытку:

— Мне очень жаль, что мама так реагирует. Поговорим по-мужски? — Отец еле заметно кивнул, и парень, ободренный его молчанием, уже увереннее продолжил: — Папа, Светлана — замечательная девушка, я очень ее люблю. Она будет хорошей женой, вот увидите.

— Я задал тебе вопрос, сын, — спокойно напомнил Пономарев, — и ты не дал мне на него никакого вразумительного ответа. На что вы собираетесь жить?

— Я скоро начну работать. А пока…

— Вот-вот. Пока — что? Годика три поголодаете?

— Я могу подрабатывать. Да и Светка поможет. Мы справимся, вот увидите, — не сдавался Сергей.

Отец раздраженно, с громким звоном, едва не грохнув дорогое стекло, поставил бокал на стол и, поднявшись, заходил по комнате — точно так же, как несколько минут назад это делала мать.

— Какой же ты дурак, — устало и тихо процедил он. И этого тихого голоса сын испугался гораздо больше, нежели испугался бы привычного шумного крика, с которым обычно реагировал отец на всякие его юношеские глупости. — Вот уж не думал, что ты так безнадежно глуп, Сережа. Ты очень меня огорчаешь… Неужели не ясно, что девушек у тебя будет много, а жена — настоящая жена, понимаешь? — у дипломата может быть только одна?

— А что, папа, разве дипломаты — не люди? Или ты считаешь, что у них должны быть какие-то особые жены?

— Вот именно — особые! Тут ты попал в самую точку, — и Пономарев-старший наставительно поднял вверх указательный палец. — Между тем сейчас ты, сынок, пытаешься поступить, как какой-нибудь босяк без роду без племени. Ты пойми, дело не только в вашей финансовой несамостоятельности и даже совсем не в том, что ты еще учиться не кончил и работы не имеешь. Это бы еще полбеды. А дело в том, что жениться надо по-умному. Так, чтобы брак принес тебе какую-то пользу — если уж не деньги и готовую карьеру, то хотя бы хорошие связи. Я не говорил с тобой об этом прежде, считал, что еще рано, да и не очень-то нужно. Думал, ты понимаешь, что брак — дело ответственное и нельзя жениться на ком попало… Видимо, я ошибался.

— Но, папа… — заикнулся было Сергей, однако отец цыкнул на него так, что он не осмелился закончить фразу.

— Молчи, дурень! Молчи и слушай, если у самого ума не хватает выстроить свою жизнь, как надо. В нашей с тобой профессии половина успеха зависит от женщины. Практически любая судьба, карьера, успехи или неудачи определяются женой — хотим мы того или нет. А жизнь дипломата — тем более. Уж позволь мне об этом судить. Если же ты женишься на ком попало, то и судьба сложится как попало, и родится у тебя кто попало вместо наследника семьи и профессии.

— Папа, с тех пор как мы начали встречаться…

— Ты имеешь в виду встречаться в постели? — хмыкнул отец.

— Ну да, да! Понимаешь, с тех пор я думать ни о ком больше не могу. Это мой человек, мы всего с ней добьемся, если будем вместе. Она мне нравится, понимаешь? — горячился Сергей.

— Ты, кажется, не слышишь меня, потому что не хочешь слышать, — безучастно, но твердо сказал Андрей Петрович. — Выбирай: или ты отказываешься от этого безумства и тогда мы по-прежнему с тобой, мы снова одна семья; или ты женишься и остаешься ни с чем, потому что она тебе не пара. Тогда ты нам больше никто, мы тебе не станем помогать, не будем кормить твоих девок.

— Папа! — снова попробовал остановить его сын, но Пономарев-старший был непреклонен:

— Если ты будешь упорствовать — собирай вещи и шагом марш из нашего дома! Только учти, что ничего по-настоящему хорошего в жизни ты уже не добьешься. Живи тогда, как хочешь и на что хочешь, от нас ни копейки не жди. Это все!

Когда отец, озабоченный и поникший, как-то разом вдруг постаревший, скрылся в спальне, Сергей оторопело опустил голову и сел на стул, с которого вскочил было в пылу спора вслед за отцом. Он, разумеется, не ожидал подобной реакции. Его желания прежде никогда не шли вразрез с устремлениями семьи, и ему всю жизнь позволялось то, чего он хотел. Значит, и они тоже могут проявить железный характер… И особенно, как выяснилось из этого нелегкого разговора, мать. Отец просто расстроен, потому что беспокоится о карьере Сергея, а мать не одобряет его конкретный выбор. Выходит, они настроены не принципиально против ранней женитьбы, а именно против Светланы. Это было уже серьезно.