Костик родился в конце сентября. Роды были легкими: сказалось гимнастическое прошлое матери. Мальчик появился на свет худым и длинным, со светлыми волосенками и крошечными ручками и ножками. Первое время молодые родители старались делать все, как положено: соблюдали строгий режим, много разговаривали с еще несмышленым ребенком (ведь врачи сказали им, что чем больше общаться с малышом, тем лучше он будет развиваться), кормили строго по часам. Но молока у Светланы оказалось мало, и мальчик вел себя беспокойно: плохо спал, капризничал по ночам, требовал свое, заходясь в громком плаче.

И терпения у молодой матери хватило ненадолго. Светлана злилась, нервничала, чувствовала себя больной и несчастной. Она не могла выносить недосыпа. Когда она, вздрагивая от крика ребенка, резко садилась в постели, у нее начинала кружиться голова. Юная женщина никак не могла привыкнуть к этому горластому, вечно орущему и постоянно чего-то требующему от нее существу; мальчик не вызывал у нее ничего, кроме раздражения.

Она готова была бежать от этих «тихих семейных радостей» (которые, к слову сказать, оказались весьма громкими) куда угодно. Быстро перешла на искусственное вскармливание, выбрав первую попавшуюся смесь. И по ночам молодая мать спала, а Антон кормил сына из бутылочки, менял пеленки. Вот и пусть, мстительно думала Светлана, поглядывая по утрам из-под опущенных ресниц на то, как, торопясь в институт, ее муж ухитряется переделать для ребенка кучу неотложных хозяйственных дел. Пусть, пусть! В конце концов, это он мечтал на ней жениться. И к тому же ребенок пошел, как ей казалось, в Антонову породу; более всех он походил на мать Антона. А Анну Алексеевну Светлана считала совершенно неинтересным, пустым созданием.

За что она так презирала свекровь? Это Светлане и самой было непонятно, но очень скоро сделалось для нее непреложным фактом. Может быть, за простоту? За покорность? За то видимое удовольствие, с которым она всю жизнь тянула быстро надоевшую самой Светлане лямку жены и матери? За то, что Анна Алексеевна любила всем известные песни у костра, получала настоящую радость от собственной домашней работы за компьютером и бесплатно лечила всех своих знакомых?… Невестка не хотела разбираться в истоках своей неприязни, но воспылала недоброжелательством к свекрови, даже не пытаясь особенно этого скрывать.

Однако Анне Алексеевне, пожалуй, повезло в каком-то смысле, если язык повернется так сказать: она не успела узнать о чувствах невестки, потому что однажды, неожиданно для всех своих близких, через год после рождения внука умерла во сне. Застарелая болезнь сердца дала себя знать. Она, как медик, наверное, чувствовала, что может уйти из жизни в любой момент, но никогда не сообщала мужу и сыну, насколько серьезно ее положение. Может быть, именно это сокровенное знание и делало ее такой доброй, такой любящей и снисходительной к родным людям…

Отсутствие этой нежной и ласковой женщины быстро и остро почувствовали все Житкевичи. Как ни странно, это коснулось и Светланы тоже; она и не подозревала, как много хлопот по уходу за ребенком незаметно брала на себя свекровь. Теперь мальчика не с кем было оставлять, когда его матери нужно было, как говорила Светлана, «пробежаться по городу». Но она быстро решила и эту проблему, оставляя малыша либо своей матери, либо нанятой на почасовую работу няньке.

Однако Клавдия Афанасьевна продолжала много работать, обшивать клиенток, которых нельзя было терять, и не могла постоянно откликаться на просьбы дочери. А нянька оказалась слишком уж дорогим удовольствием. Когда стали заканчиваться деньги, подаренные на свадьбу и заработанные Антоном на мелких подработках, Светлана оказалась практически в одиночестве, запертой в квартире с ребенком на руках. Антон уходил рано, появлялся поздно. Ночью он вставал к ребенку и потому постоянно теперь выглядел усталым и озабоченным.

У них не оставалось времени на нежности ни вечером, ни утром, а ночью давно уже не было даже разговоров ни о каком сексе. Светлана никак не хотела решать эту проблему. Она боялась всяческих противозачаточных средств, но еще больше опасалась повторной беременности. И мало-помалу молодая женщина превратилась в злобную, вечно раздраженную, опустившуюся каргу. Она много курила, и в маленькой квартирке с ребенком постоянный сигаретный смог быстро сделался невыносимым. Но Светлана во всем находила для себя оправдания: она еще так молода, ей хочется тратить деньги, развлекаться, ходить в гости, в клубы, ездить за границу на курорты, а она вынуждена влачить это жалкое существование, терпеть ужасную, нищую жизнь…

Она жаловалась всем: матери, свекру, подругам, даже малознакомым людям… И вскоре большинство из них смотрели на Светлану с осуждением, а на Антона — с жалостью. Однако он ничего не замечал, ибо был слишком увлечен наукой, учебой, семейной жизнью, которая не казалась ему ни слишком тяжелой, ни слишком грустной. Ему удалось экстерном сдать экзамены за следующий курс, а это была серьезная нагрузка. Став ответственным отцом и мужем, он практически не мог заниматься дома и часами просиживал в библиотеке. Но все равно жена нагружала его обязанностями по хозяйству выше крыши. Молодой отец бегал с ребенком по врачам, делал ему прививки, вставал ночью, ходил на молочную кухню… Катастрофически не высыпался, стал хуже заниматься.

Однажды он решил было посоветоваться с отцом, но быстро отказался от этой затеи, с грустью заметив, насколько отдалился от него Николай Васильевич после смерти Анны Алексеевны. Дело не в том, что отец разлюбил Антона или сделался равнодушным к маленькому внуку, просто со смертью жены он как будто лишился той опоры, что незримо поддерживала его на протяжении всей жизни, потерял интерес ко всему и всем. Он редко навещал теперь молодых и не играл с Костиком даже в те редкие минуты, когда находился рядом с внуком. Выходные он проводил дома в полном одиночестве, а по будням, придя домой с работы, интересовался лишь обществом запотевшей, из холодильника, бутылки. Познакомился с какими-то странными субъектами, вел с ними долгие философские разговоры ни о чем и опускался — в житейском понимании — с немыслимой быстротой.

Антон замечал это. Он не узнавал отца, однако мог приезжать к Николаю Васильевичу лишь изредка, когда позволяли собственные дела и семейные обязанности, что случалось весьма нечасто. Сам же Житкевич-старший никакой инициативы к общению с Антоном не проявлял, и сын с отцом все более отдалялись друг от друга.

Однажды в субботу утром Антон отправился с Костиком на прогулку. Светлана еще спала; она любила допоздна засиживаться перед телевизором и вставала после таких ночных бдений, которых становилось все больше, лишь к обеду.

Антон, стараясь не шуметь, накормил сына завтраком, одел его, и они, взяв санки, тихо вышли за дверь. Снега в том году было много, и молодой отец медленно покатил Костика мимо знакомых бульваров, мимо детского сада, куда надо было уже через год оформлять ребенка, через широкий и запорошенный белой поземкой сквер. Такая прогулка не мешала Антону думать о своем: сын лепетал что-то на своем языке, а его отец, двигаясь медленным, широким шагом, прокручивал в голове возможные варианты решения неотложных своих проблем.