— Что-то тревожит? — спросил я.

— Я думаю про парня на карточке. Вас это интересует?

— В общем, интересует.

— Мне кажется, он разговаривал с ней в вестибюле, а потом они вместе обедали. Высокий, сложен, как боксер полутяжелого веса. И в такси вместе сели.

— Уверены?

Долговязый уставился на деньги на кровати.

— Ладно. Сколько с меня? — спросил я устало. Он напрягся, положил фото, вытащил из кармашка оба доллара и бросил на кровать.

— Благодарю за выпивку и катитесь к черту, — сказал он и направился к двери.

— Сядьте и прекратите дуться, — рявкнул я. Он сел и холодно посмотрел на меня. Я продолжал: — Чертовы техасцы. Я имею дело с коридорными уже много лет. Наконец-то встретил такого, кто не морочит мне голову. Прекрасно. Но кто же сразу поверит, что ему вот так вот повезло.

Он медленно растянул губы в улыбке и быстро кивнул.

Затем снова поднес карточку к глазам и посмотрел на меня поверх нее.

— Про даму сомневаюсь, а насчет этого пижона уверен, — сказал он. — Я его еще потому запомнил, что она была недовольна, когда он в открытую подошел к ней в вестибюле.

Я поразмышлял над сказанным и решил, что это ничего не значит. Лавери, наверное, опоздал или не явился на предыдущее свидание.

— Для недовольства у нее были причины, — сказал я. — А какие-нибудь украшения на ней не заметили? Кольца, серьги — любое, что бросалось бы в глаза.

Он не помнил.

— А волосы? Длинные, короткие, прямые, вьющиеся, в кудряшках, крашеные, натуральные…

— Последнее никогда не определишь, — засмеялся он. — Если волосы светлые, то им подавай еще светлее. Что до остального, то, насколько я помню, прямые, длинные, как сейчас носят, и немного подвиты на концах. Но могу и ошибаться. — Он снова взглянул на фото: — Тут они зачесаны назад. Поди распознай.

— Все правильно, — сказал я. — Я спросил, чтобы узнать, не слишком ли вы наблюдательны. Тот, кто замечает чересчур много, такой же ненадежный свидетель, как и тот, кто не замечает ничего. Обязательно половину нафантазирует. А с вами все в порядке, если принять в расчет обстоятельства. Большое спасибо.

Я отдал ему назад два доллара и прибавил для компании еще пять. Он поблагодарил, допил свой коктейль и тихо ушел. Я глотнул тоже, еще раз обрызгался водой и решил, что лучше ехать домой, чем ночевать в этой дыре. Надев рубашку и пиджак, я спустился с сумкой вниз.

Из коридорных в вестибюле торчал только крысеныш. Пока я нес сумку к стойке, он даже не шевельнулся, чтобы помочь. Яйцеголовый администратор, не поднимая глаз, отнял у меня еще два доллара.

— Два доллара за ночь в душном чулане! — посетовал я. — Тогда как в мусорном ящике я мог бы переночевать задаром.

Администратор зевнул, но тут до него дошло, что я сказал.

— Около трех утра становится прохладно. И до восьми, а то и до девяти можно жить, — бодро сказал он.

Я вытер платком шею и побрел к машине. Даже сиденье было горячим, и это в полночь!

Домой я доехал без пятнадцати три. Голливуд показался мне холодильником. Даже в Пасадене было прохладно.

Мне снилось, что я плыву в глубине холодной зеленоватой воды с мертвой блондинкой в руках. Ее светлые волосы колышутся у меня перед лицом. Рядом, плотоядно скалясь, словно престарелая шлюха, ходит кругами огромная рыбина с выпученными глазами, раздувшимся телом и тусклой от гнили чешуей. Когда меня уже стало распирать от удушья, труп вдруг ожил и вырвался из моих рук. Я начал драться с рыбиной, а труп все переворачивался и переворачивался, покачивая длинными волосами.

Я очнулся. В рот мне влез край простыни, руки крепко вцепились в изголовье. Я их разжал и опустил. Мускулы ныли от напряжения. Я закурил, походил по ковру босиком и, загасив сигарету, вернулся в постель.

Второй раз я проснулся в девять часов. На лицо мне падало солнце. В комнате стояла жара. Я забрался под душ, побрился, кое-что на себя нацепил и приготовил в кухне тосты, яйца и кофе. Когда я заканчивал завтрак, в дверь постучали.

С полным ртом я пошел ее открывать. На пороге стоял худощавый серьезный человек в строгом сером костюме.

— Лейтенант Флойд Грир, центральный уголовный розыск, — представился человек и, пройдя в комнату, протянул мне сухую ладонь.

Он уселся на самый край стула, как все они делают, и стал вертеть в руках шляпу, не сводя с меня пристального, как у всех у них, взгляда.

— Нам сообщили из Сан-Бернардино о происшествии на Оленьем озерце. Насколько я понимаю, вы оказались там, когда был обнаружен труп.

Я кивнул и спросил:

— Хотите кофе?

— Спасибо, два часа назад завтракал.

Я принес себе чашку и сел напротив.

— Они просили проверить ваше досье, — сказал он.

— Понятное дело.

— Мы проверили. С нашей точки зрения, все в порядке. Никаких грехов за вами нет. Видимо, простая случайность, что человек вашей профессии оказался на месте происшествия.

— Таким уж счастливчиком я уродился, — сказал я.

— Вот я и решил забежать к вам, познакомиться.

— Ясно. Рад знакомству, лейтенант.

— Конечно, случайность, — повторил он, кивнув. — Вы туда ездили по делу?

— Если и по делу, — сказал я, — то оно, насколько я знаю, с утопленницей не связано.

— Но уверенности у вас нет?

— Какая может быть уверенность до тех пор, пока расследование не закончено?

— Конечно. — Он снова, словно застенчивый ковбой, принялся вертеть в руках шляпу. Но глаза его смотрели далеко не застенчиво. — Могу я надеяться, что если какие-то важные связи все же раскроются, вы поставите нас в известность?

— Надеюсь, можете, — сказал я. Он оттопырил языком нижнюю губу:

— Нам нужно больше, чем просто надежда. А в настоящее время вы могли бы что-то прояснить?

— В настоящее время я знаю столько же, сколько Паттон.

— Кто это?

— Начальник полиции в Пумьей Вершине.

Худощавый серьезный лейтенант терпеливо улыбнулся и хрустнул пальцем.

— Перед дознанием окружной прокурор из Сан-Бернардино захочет с вами побеседовать, — сказал он. — Но это еще не скоро. Пока что они стараются снять отпечатки пальцев. Мы на помощь послали специалиста.

— Будет нелегко. Тело долго находилось в воде.

— Сейчас это не проблема. В Нью-Йорке много утопленников, и там разработали метод. Срезают кожу с подушечек и закрепляют в дубильном растворе. Как правило, отпечатки получаются.

— Думаете, у погибшей какое-то уголовное прошлое?