— Мы всегда снимаем у трупов отпечатки, — сказал он. — Вам-то уж должно быть это известно.

— Кстати, я не был знаком с этой женщиной и ездил туда не из-за нее. Можете мне поверить.

— Но вы ведь не хотите объяснить, зачем ездили, — настаивал он.

— Зря вы считаете, что я что-то скрываю.

Он повертел шляпу на костистом пальце:

— Вы меня не так поняли, мистер Марло. Ничего мы не считаем. Мы просто ведем следствие, ищем. Я задаю обычные вопросы. Вы давно работаете по этой части и должны бы знать. — Он поднялся и надел шляпу. — Если понадобится уехать из города, поставьте меня в известность. Буду очень признателен.

Я пообещал и проводил его до двери. Наклонив голову и одарив меня грустной полуулыбкой, он вышел, не спеша добрел до лифта и нажал кнопку.

Я вернулся на кухню глянуть, не осталось ли кофе. Набралось две трети чашки. Я добавил сахара, сливок и с кофе в руке направился к телефону. Набрав номер полицейского управления, я попросил соединить меня с уголовным отделом, а потом с лейтенантом Флойдом Гриром.

— Лейтенанта Грира сейчас нет на месте, — ответил голос. — Кто-нибудь может его заменить?

— Де Сото там?

— Кто-кто?

Я повторил имя.

— Из какого отдела и какое звание?

— Один из агентов.

— Не бросайте трубку.

Я подождал. Наконец тот же скрипучий голос сказал:

— Что за шуточки? Де Сото в штате не числится. Кто на проводе?

Я положил трубку, допил кофе и позвонил в контору Кингсли. Мисс Фромсет вежливо ответила, что он только что пришел, и без звука соединила меня.

— Ну? — спросил Кингсли. Его голос в начале рабочего дня звучал бодро и напористо. — В гостинице что-нибудь узнали?

— Она туда заезжала. И встречал ее Лавери. Коридорный, которого я расспрашивал, упомянул его сам, безо всяких моих подсказок. Они пообедали и вместе поехали на станцию.

— Я мог бы и сообразить, что он врет, — медленно произнес Кингсли. — Но мне показалось, что он удивился, когда я сказал о телеграмме из Эль-Пасо. На этот раз интуиция подвела. Есть что-нибудь еще?

— В Сан-Бернардино нет. Только что приходил полицейский — обычные вопросы и предупреждения не покидать город. Пытался выяснить, зачем я ездил в Пумью Вершину. Я не сказал и, судя по тому, что Джим Паттон ему неизвестен, тот тоже о вас не проговорился.

— Джим чертовски порядочный человек, — сказал Кингсли. — Да, к чему вы спрашивали вчера о какой-то Милдред… как там дальше? Фамилию не помню.

Я коротко рассказал всю историю, а заодно сообщил о том, где нашлась машина Мьюриел с вещами.

— Дела Билла плохи, — сказал он. — Я бывал на Енотовом озере, но дровяной сарай мне бы и в голову не пришел… я вообще про него не знаю. Похоже на преднамеренное убийство.

— Да нет, не обязательно преднамеренное. Билл хорошо знал местность И ему ничего не стоило прямо на ходу сообразить, где чего спрятать. Да и расстояние играло роль. С его ногой далеко не поедешь.

— Может быть. Что вы собираетесь делать дальше?

— Снова навещу Лавери.

Он согласился, что это логично, и добавил:

— А эта… ну, погибшая… к нашему делу никакого отношения не имеет?

— Ваша жена могла кое-что про нее знать. Тогда полицию это заинтересует.

— Послушайте, Марло, — голос звучал резко. — Я могу понять склонность сыщика связывать все происходящее в один тугой узел. Но все же не давайте этой склонности воли. Жизнь, как я ее понимаю, совсем не такая. Поэтому оставьте полиции семью Чесса, а сами сосредоточьтесь на семье Кингсли.

— Хорошо, — сказал я.

— Не подумайте только, что я хочу вам навязывать…

Я от души рассмеялся и повесил трубку. Потом оделся, сходил в гараж за «крайслером» и поехал в Бей-Сити.

Миновав перекресток у поворота на Альтаир-стрит, я доехал до площадки с полукруглой стоянкой у самого края каньона, и белыми деревянными перилами над обрывом. Не вылезая из машины, я сидел, любуясь видами океана, серо-голубыми склонами предгорий, и думал. Я хотел решить, как лучше вести себя с Лавери: говорить мягко или резко, махать оливковой ветвью или кулаками. Пришел к выводу, что лучше попробовать мягкий подход. Если же я не добьюсь результатов — а скорее всего, не добьюсь, — тогда пусть берет свое природа и страдает мебель.

На той стороне каньона по склону вилась безлюдная мощеная улочка. Чуть ниже, на следующей улице, двое парнишек кидали бумеранг и, пихаясь локтями, переругиваясь, бегали за ним. Еще ниже, за красной кирпичной стеной, стоял среди деревьев дом. На заднем дворе сушилось на веревке белье, а по крыше, покачивая головками, ходили два голубя. Мимо дома прогромыхал голубой с коричневым автобус. Когда он остановился, из него осторожно вылез старик, утвердился на земле и, постукивая тяжелой тростью, потащился по склону вверх.

Воздух был еще прозрачнее, чем вчера. Вся округа нежилась в утреннем покое. Я оставил машину и пошел на Альтаир-стрит к дому 623. Окна на улицу плотно прикрывали жалюзи. Дом, казалось, спит. Я спустился по тропинке с корейским мхом и, уже надавив на звонок, заметил, что дверь чуть отходит. Она осела, как оседают все двери в наших местах, и язычок замка оказался чуть ниже прорези. Мне вспомнилось, что ее заедало еще вчера, когда я уходил. Я слегка нажал, и она с легким щелчком подалась. Комната была во тьме, только из окон на западе пробивался тусклый свет. Никто на звонок не ответил, а еще раз звонить мне не хотелось. Я распахнул дверь чуть шире и вошел.

От комнаты веяло теплой тишиной закрытого, несмотря на позднее утро, помещения. На круглом столике у дивана стояли два грязных бокала, полупустой сифон и почти совсем пустая бутылка «Ват 69». Рядом ждала своей очереди полная. На дне медного ведерка для льда поблескивала талая вода.

Я прикрыл за собой дверь и прислушался. Если хозяина нет, можно рискнуть сделать обыск. Ничего особо инкриминирующего на Лавери у меня не было, но тем не менее он вряд ли станет звонить в полицию.

Время тянулось в тишине под стрекот электрических часов на каминной доске, под отдаленные гудки автомобильных клаксонов на Астер-драйв, под басистое жужжание аэроплана над склонами за каньоном и урчание внезапно включившегося на кухне холодильника.

Я прошел в комнату, осмотрелся и снова прислушался — ничего, кроме тех же мирных домашних звуков, даже не намекающих на присутствие человека. Я направился по ковру к сводчатому проходу в конце.

На белых металлических перилах ведущей вниз лестницы внезапно появилась рука в перчатке. Появилась, замерла, снова потянулась вверх. Затем показалась шляпка, наконец — лицо. По лестнице медленно поднималась женщина. Она поднялась и, все еще, видимо, не замечая меня, повернула под арку в комнату. Тоненькая дама неопределенного возраста, с неопрятными волосами, испачканным яркой помадой ртом и толстым слоем румян на щеках. Голубой твидовый костюм совершенно не шел к ее лиловой шляпке, которая сбилась набок и прикрывала глаза.