Но я не мог сообщить ему ни одной из этих вещей. Я сел насестом на полу кухни, всего в нескольких метрах расстояния от него, и приступил к смеху. Я не знаю, почему я смеялся, но я не мог остановиться. Я нажал рукой на рот, чтобы не фабриковать шума. Мой смех становился больше и больше, пока у меня не скрутило живот. Я предпринял попытку встать, чтобы пойти к себе в комнату, но побоялся, что мне будет слишком тяжело удержать под контролем смех. Я оставался там много-много минут. Мой брат упорствовал в полуплаче, отчего мой молчаливый смех все усиливался. Теперь я в состоянии понять, что точно такой же смех произошел со мной в ресторане Луцка, смех, в котором был тот же мрак, что в смехе Дедушки и смехе героя. (Прошу о снисходительности за это написание. Возможно, я удалю его до того, как отпочтую тебе эту часть. Прости.) Что же до Сэмми Дэвис Наимладшей, то она свою часть картошки так и не съела.

Мы с героем столько много говорили за ужином, в основном об Америке. «Сообщи мне о вещах, которые есть у вас в Америке», — сказал я. «О чем ты хочешь узнать?» — «Мой друг Грегори информирует меня, что в Америке много хороших школ для бухгалтерии. Это правда?» — «Наверное. Я точно не знаю. Могу узнать для тебя, когда вернусь». — «Спасибо», — сказал я, потому что теперь у меня в Америке был контакт и мне не грозило одиночество, а затем: «Что ты хочешь производить?» — «Что я хочу производить?» — «Да. Кем ты станешь?» — «Не знаю». — «Еще как знаешь». — «Всем понемногу». — «Что значит всем понемногу?» — «Я еще не решил». — «Отец информирует меня, что ты пишешь книгу об этой поездке». — «Я люблю писать». Я звезданул его в спину. «Ты писатель!» — «Шшшшш». — «Но ведь это хорошая карьера, да?» — «Что?» — «Написание. Очень благородная». — «Благородная? Я не знаю». — «Какие-нибудь из твоих книг опубликовали?» — «Нет, но я еще очень молод». — «Какие-нибудь из твоих рассказов опубликовали?» — «Нет. Ну, есть один или два». — «Как ты их обозвал?» — «Проехали». — «Это первосортный заголовок». — «Нет. Это я тебе говорю — проехали». — «Мне бы очень хотелось прочесть твои рассказы». — «Вряд ли они тебе понравятся». — «Почему ты это говоришь?» — «Они даже мне не нравятся». — «А-а». — «Это школярские вещи». — «Что значит школярские вещи?» — «Это ненастоящие рассказы. Я еще только учился писать». — «Но однажды ты научишься, как писать». — «Надо надеяться». — «Это как стать бухгалтером». — «Возможно». — «Почему ты хочешь писать?» — «Я не знаю. Раньше я думал, что это то, ради чего я родился. Нет, так я, конечно, никогда не думал. Это просто расхожее выражение». — «Нет, не выражение. Я вправду чувствую, что рожден, чтобы быть бухгалтером». — «Тебе везет». — «Возможно, ты рожден, чтобы писать?» — «Не знаю. Может быть. У нас так не принято говорить. Дешевка». — «Так говорить принято и не дешевка». — «Очень трудно себя выразить». — «Я это понимаю». — «Я хочу себя выразить». — «То же верно и обо мне». — «Я ищу свой голос». — «Он у тебя во рту». — «Я хочу делать что-то, чего не придется стыдиться». — «Что-то, чем ты бы гордился, да?» — «Необязательно. Я только не хочу, чтобы было стыдно». — «Есть много русских писателей высшей пробы, да?» — «О, да, конечно. Полно». — «Толстой, да? Он написал Войну, и еще он написал Мир — книги высшей пробы, и еще он получил Нобелевскую премию Мира за писательство, если я не так ошибаюсь». — «Толстой. Белый. Тургенев». — «Вопрос». — «Да?» — «Ты пишешь, потому что у тебя есть что сказать?» — «Нет». — «И если мне будет позволено коснуться другой темы: сколько валюты получает бухгалтер в Америке?» — «Точно не знаю. Но полагаю, что много, если он или она хороши в своем деле». — «Она!» — «Или он». — «Есть ли в Америке бухгалтеры негры?» — «Есть бухгалтеры афроамериканцы. Лучше не надо употреблять этого слова, Алекс». — «А гомосексуальные бухгалтеры?» — «Гомосексуальное есть все. Есть даже гомосексуальные мусорщики». — «Сколько валюты получает гомосексуальный бухгалтер негр?» — «Тебе не следует употреблять это слово». — «Какое слово?» — «После слова бухгалтер». — «Что?» — «Слово на «н». Дело не в слове, а в…» — «Негр?» — «Шшшш». — «Я торчу от негров». — «Тебе, правда, не стоит так говорить». — «Но я от них торчу до предела. Они люди высшего сорта». — «Все дело в слове. У него отрицательная окраска». — «У негра?» — «Пожалуйста». — «Что отрицательного в окраске негра?» — «Шшшш». — «Сколько стоит чашка кофе в Америке?» — «О, по-разному. Может стоить доллар». — «Один доллар! Это же задаром! В Украине чашка кофе стоит пять долларов!» — «Но я еще не упомянул о капучинах. Они могут стоить и пять, и шесть долларов». — «Капучино, — сказал я, повышая руки над головой, — нету на него максимума». — «Есть ли в Украине латте?» — «Что такое латте?» — «О, в Америке на него сейчас самая мода. Серьезно, его можно купить повсюду». — «Есть ли в Америке мокко?» — «Конечно, но его пьют одни дети. Мокко не так моден в Америке». — «Да, здесь почти то же самое. Еще у нас есть мокачино». — «Да, конечно. В Америке они тоже есть. Эти могут стоить и семь долларов». — «Пользуются ли эти вещи большой любовью?» — «Мокачино?» — «Да». — «Я думаю, они для людей, которые хотят пить напиток с кофе, но также любят горячий шоколад». — «Я это понимаю. Как насчет девочек в Америке?» — «Как насчет девочек?» — «Они очень неформальны со своими передками, да?» — «Так многие думают, но никому из тех, кого я знаю, такие не попадались». — «Ты очень часто предаешься плотским утехам?» — «А ты?» — «Это я у тебя осведомился. Часто?» — «А ты?» — «Я осведомился первее. Часто?» — «Вообще-то нет». — «Что ты имеешь под вообще-то нет?» — «Я не монах, но и не Джон Холмс[4]». — «Я знаю об этом Джоне Холмсе». Я развел руки по сторонам. «С пенисом высшей пробы». — «Он самый», — сказал он и засмеялся. Я его развеселил своей шутихой. «В Украине такой пенис имеет каждый». Он опять засмеялся. «Даже женщины?» — спросил он. «Это твоя шутиха?» — спросил я. «Да», — сказал он. Тогда я засмеялся. «У тебя когда-нибудь была девушка?» — спросил я героя. «А у тебя?» — «Это я у тебя осведомляюсь». — «Вроде как была», — сказал он. «Что ты знаменуешь своим вроде как?» — «Ничего формального. Не то, чтобы прямо девушка-девушка. Я встречался с одной или двумя. Не хочу обязательств». — «Мои дела в таком же состоянии, — сказал я. — Я тоже не хочу обязательств. Не хочу быть прикованным наручниками только к одной». — «Точно, — сказал он. — В смысле, я с девочками развлекался». — «Конечно». — «Минетики». — «Да, конечно». — «Но когда у тебя девушка, ну, ты знаешь». — «Я очень хорошо знаю».

«Вопрос, — сказал я. — Ты думаешь, что женщины в Украине высшей пробы?» — «Я пока очень немногих видел. — «У вас в Америке есть такие же?» — «В Америке что хочешь можно найти». — «Я об этом слышал. У вас в Америке много мотоциклов?» — «Конечно». — «А факсов?» — «Повсюду». — «У тебя есть факс?» — «Нет. Факсы очень passé». — «Что значит passé?» — «Они несовременны. С бумагой столько возни». — «Возни?» — «Хлопот». — «Я понимаю, о чем ты сообщаешь, и гармонизирую. Я бы тоже не стал пользоваться бумагой. Меня от нее сразу в сон клонит». — «А у меня от нее беспорядок». — «Да, это правда, сначала беспорядок, а потом сон». — «Другой вопрос. Есть ли у большинства молодых людей в Америке внушительные автомобили? Лотус Эспри Ви-8 с Двойным Турбо?» — «Вообще-то нет. У меня, во всяком случае. У меня говнистая Тойота». — «В смысле, коричневая?» — «Нет, это такое выражение». — «Как может автомобиль быть выражением?» — «Говенный может. Мой и воняет говном, и выглядит говенно». — «А если ты хороший бухгалтер, ты можешь купить внушительную машину?» — «Несомненно. Хороший бухгалтер может купить практически все, что захочет». — «Какая у хорошего бухгалтера жена?» — «Кто его знает». — «С тугими сиськами?» — «С уверенностью не скажу». — «Но допускаешь?» — «Не исключаю». — «Я от них торчу. Я торчу от тугих сисек». — «Но бывают еще бухгалтеры — иногда даже и очень хорошие, — у которых уродливые жены. Так уж в жизни устроено». — «Если бы Джон Холмс был первосортным бухгалтером, за него бы любая замуж пошла, да?» — «Наверное». — «У меня очень большой пенис». — «О'кей».