– Вы говорите прямо как мама.

– Ну так она ведь тоже женщина. Знает, что говорит.

Повисло молчание. Исра опять полезла в кучу белья. А сама думала: почему же и мама, и Фарида так одиноки? Почему судьба обделила их любовью? Что они сделали не так?

– Я думала, здесь все иначе, – призналась Исра.

Фарида подняла на невестку глаза:

– Иначе в каком смысле?

– Ну, я считала, что в Палестине женщинам приходится так трудно из-за всех этих старинных обычаев и традиций, а тут…

– Ха! Насмотрелась всякой ерунды по телевизору и в журналах и решила, что в Америке женщинам проще? – Глаза у Фариды превратились в щелочки. – Так вот что я тебе скажу. Путь наверх в этом мире открыт только мужчине – а женщина тащит его туда на своем горбу. Если кто-то скажет тебе, что это не так, знай: тебе вешают лапшу на уши.

– Но Халед вас, по-моему, очень любит, – возразила Исра.

– Любит? – хохотнула Фарида. – Да ты посмотри, как я его обихаживаю! Каждый день накрываю богатый стол, стираю и глажу его одежки, каждый уголок в доме вылизываю, чтобы он жил не тужил. Детей ему вырастила – трех мужиков и одну девчонку, – и все сама, без его помощи! А ты говоришь – любит! – Она посмотрела на Исру: – Усвой раз и навсегда, милочка. Если будешь жить, дожидаясь от мужчины какой-то там любви, тебя ждет большое разочарование.

Исре стало жаль Фариду. Как же, наверное, она выбивалась из сил, пока растила детей одна в чужой стране, дожидаясь, когда Халед явится домой и подарит ей хоть немного любви. Неужели и Исру ждет такая же участь?

– В Америке все мужчины так много работают? – спросила она, складывая белую футболку.

– Я тоже задавалась этим вопросом, когда мы только сюда переехали, – откликнулась Фарида. – Халед целыми днями пропадал на работе, а я сидела одна с детьми – иной раз до полуночи! Поначалу злилась, но потом поняла, что он не виноват. Иммигранты в этой стране почти все пашут без продыху, а особенно мужчины. У них просто нет выбора. Иначе не выжить.

Исра во все глаза смотрела на свекровь. Ну уж Адам-то наверняка другой, не такой, как мужчины из поколения Халеда и Якуба. Сейчас ему нелегко, да, но скоро все изменится к лучшему.

– И Адам всегда будет так много работать?

– О, скоро привыкнешь, – отозвалась Фарида. – Пойдут дети, и забот у тебя будет выше крыши. – Исра вытаращила глаза, и она добавила: – Поверь, ты еще рада будешь, что он на работе торчит, а не дома указания раздает. Я готова удавиться, когда у Халеда выходной. Поди туда, сделай то. Сущий кошмар!

Не о таких отношениях с мужем мечтала Исра. Она не хотела жить, как мама и Фарида. Конечно, сейчас им с Адамом нелегко, ведь они едва знают друг друга. Но когда пойдут дети, все переменится. Адам будет спешить домой. Ему захочется видеть детей, возиться и заниматься с ними. Тогда он и Исру полюбит. Она повернулась к Фариде:

– Но когда появятся дети, Адам станет больше бывать дома, правда же?

– Господи ты боже мой. – Фарида распрямила ноги и снова их скрестила. – Не говори глупостей. Ты когда-нибудь видела, чтобы мужчина сидел дома и нянькался с детьми? Это твоя работа, голубушка.

В этот миг Исра словно услышала насмешливый голос матери, сгорбившейся у плиты: «Палестина, Америка – какая разница? Женщина всегда будет одинока!» Неужели мама права? «Нет!» – сказала Исра себе. Не может такого быть. Любовь Адама надо заслужить – и она заслужит.

Прочитав письмо, Дейа несколько дней бродила как в тумане. Все ее мысли были только об одном. Что, если она заблуждалась насчет матери? Что, если и воспоминания свои она толкует превратно? Все может быть. А если мама действительно была одержима джинном? Это объяснило бы ее вечную печаль – и дело, выходит, вовсе не в том, что она была несчастлива в браке, или ей были противны дети, или, хуже того, была противна Дейа. Но до конца поверить в бабушкину версию не получалось. Все-таки джинн – это что-то из области фантастики: в реальной жизни не существует ни духов, ни проклятий. Однако не думать об этом Дейа не могла. Вдруг мать сама лишила себя жизни? И если да, то от чего же умер отец?

Дома Дейа почти не разговаривала с сестрами. В школе таскалась из одного класса в другой и не могла сосредоточиться даже на литературе, которую вела сестра Бусейна, хотя обычно это был любимый ее урок: Дейа всегда сидела на первой парте, уткнувшись в книгу, которую они проходили. А теперь, пока сестра Бусейна зачитывала вслух отрывок из «Повелителя мух», Дейа смотрела в окно и думала: неужели бабушка права? Может, если бы она не пряталась всю жизнь среди книжных страниц, отвернувшись от реального мира, она бы лучше ориентировалась в жизни. Научилась бы отпускать прошлое и жить дальше. И не питала бы несбыточных надежд на будущее.

После школы, сев в автобус, Дейа всю дорогу молча глазела в окно и оторвалась от него, только увидев свою остановку. Они с сестрами зашагали по Семьдесят девятой улице к дому: пока те нога за ногу плелись по заснеженному тротуару, Дейа летела впереди, словно стремясь обогнать собственные мысли. День был холодный, пасмурный, в воздухе пахло мокрой древесной корой и чем-то еще. Выхлопными газами, что ли. Не то бродячими кошками. Это был дух Бруклина, он часто щекотал Дейе ноздри, когда она спешила к автобусной остановке в семи перекрестках от дома. На углу валялся пустой стакан из-под кофе – бело-синяя картонка растоптана и заляпана грязью. На ней еще читалась золотая надпись – «Рады вам служить!». Дейа вздохнула. Вряд ли эту фразу придумал мужчина. Скорее всего, ее породила женщина.

Дейа свернула на Семьдесят вторую улицу, и кое-что необычное сразу привлекло ее внимание. Вдалеке виднелся их дом, а около него обреталась какая-то женщина. Дейа остановилась и принялась наблюдать за ней. Высокая и стройная, одета, как американка, волосы собраны в хвост. Возраст с такого расстояния определить трудно – лет тридцать, а может, и сорок. Для подруги Фариды – маловато, для подруги сестер – многовато. Дейа двинулась вперед, не сводя с незнакомки глаз.

Женщина приблизилась к парадной лестнице. Она двигалась медленно и осторожно, то и дело озираясь, словно не хотела, чтобы ее заметили. Дейа всмотрелась в ее лицо. Черт в точности не разберешь, но ощущение такое, будто когда-то она эту женщину уже видела. Что-то в ней было знакомое. Но кто это может быть?

Женщина что-то держала в руках, но Дейе было не видно, что именно. У нее на глазах женщина аккуратно пристроила это что-то на ступеньку. А потом развернулась, бросилась к такси, поджидавшему у тротуара, и запрыгнула внутрь.

Дейа оглянулась: сестры остановились, поглощенные разговором. Кажется, обсуждали, как Фарида хочет повыдавать их всех замуж – одну за другой, как домино. «Повезло», – подумала Дейа. Они ничего не видели. Она устремилась вперед, на ходу осматриваясь: растрескавшийся тротуар, нестриженая трава, на углу – зеленые мусорные баки. Все как обычно. Все, кроме белого конверта у порога.