Вот и угождала папочке вопреки своей воле. Последнее время, перед появлением в нашем доме Штаховского, мы с отцом окончательно отдалились друг от друга. Даже разговариваем редко… Да и не о чем. Так повелось…Не умеет он с детьми, все время об этом говорит. Жалеет, что сына нет. Бабы — сплошь гниль попадаются — любимое выражение Германа. Я даже не знаю ничего о своей матери. Он никогда не говорит о ней. Подозреваю, что она — какая-нибудь случайно залетевшая шлюха… Хотя в детстве придумывала себе сказки, что моя мама — таинственная принцесса, которую отец выкрал, а потом ее снова отняли у него. Глупые, примитивные, штампованные мечты. Я бесконечно одинока.

Мне всегда нравилось все необычное, странное. Даже в модели я пошла не ради самоутверждения — меня манила возможность попробовать разные образы.

Мне интересны люди. Но я не умею общаться. Не знаю почему отец воспитал меня такой. Я редко нравилась окружающим. Просто мне это было неинтересно — нравиться. Гораздо больше меня привлекало бросать вызов. Может поэтому меня так вдохновлял каждый раз, когда Якоб Штаховский смотрел на меня с яростью? Впору было подумать, что он вот‑вот разорвет меня на части. И не в приступе злобы, а медленно и методично. И в этот момент меня накрывали фантазии о том, какие крупные у Якоба руки. И что они не только рвать меня могут, но и гладить, ласкать. И мне хотелось зажмуриться от собственной порочности.

Будучи снаружи яркой красивой оберткой, внутри я была той самой пресловутой серой мышкой. Вся моя бравада, стервозность, флирт — лишь защитная оболочка за которой я прятала свои страхи и комплексы. Мужчины после произошедшего на дискотеке, после Глеба, вызывали во мне отвращение. Как и женщины. Подружка, которая так жестоко подставила меня навсегда занозой засела в сердце. Я боялась сходиться с людьми. От каждого ожидала подвоха, и предпочитала нападать первой. А Василина… Она бесила меня тем, что выглядела как раз-таки серой мышью, хотя была красивой, эффектной. Ни капли агрессии, сплошь мягкость и трепетность. Ее любили, она очаровывала своей нежностью и ранимостью, притягивала людей. Тогда как я наоборот, тщательно прятала свои страхи.

Я мечтала навредить Дусманис. И это стоило даже пощечины. Я хотела показать ей, что не все добры. Что встречаются и змеи. Она жила, порхая по жизни, словно даже представить себе не могла подобного…

Василина так долго изматывала Якоба, что в какой-то момент мне даже жаль его стало. Идиот. Так вот значит ему что нужно? Наивность и невинность? Неспособность постоять за себя? Полное отсутствие силы?

И вот он в особняке моего отца, как побитый пес приполз, чтобы попросить подачки. И я буду не я, если не поверну нож в его ране. Измотаю по полной. Но это были лишь первые мысли. А потом снова начала грызть тоска. Непреодолимая тяга к этому мужчине иссушала меня. В первый же день его появления в особняке я была сама не своя. Дерзила ему, а внутри все сжималось сладко и будто пело.

«Он здесь»

Невероятно, невозможно, у меня сносило крышу от нового безумного поворота судьбы. Все что было ДО появления Якоба в этом доме казалось серым, скучным. И только сейчас заиграло яркими красками.

Он умел удивлять. Никогда бы не подумала, что в телохранители пойдет. Тем более ко мне! От осознания этого мне сносило крышу. Более того, компания в которой появился Якоб… Друг, собака. Все это было настолько необычно… В пса я влюбилась сразу. Невероятный симпатяга. Как же я хотела свою собственную собаку. Но даже в этой дружбе мне было отказано из-за аллергии отца.

Не смогла удержаться и выбежала на улицу, увидев, что Якоб с другом вышли на прогулку. Но Штаховский быстро поставил меня на место парой фраз. Я по-прежнему пария для него, от которой хочет держаться подальше. Грубый тон, почему он всегда настолько неприветлив и холоден со мной? Что мне сделать, чтобы хоть немного растопить его сердце?

Хамлю в ответ. Закрываюсь в свою скорлупу. Но не могу — всем своим существом стремлюсь туда, где он. Никогда не заходила в дом для охраны. Иван несказанно удивлен, Павел невероятно любезен. Но мне плевать на них. Я поднимаюсь к Якобу. Хочу увидеть его комнату Вдохнуть запах его туалетной воды. Потрогать его вещи…

Я безумная маньячка. Это уже даже не одержимость. Это шизофрения…

POV Якоб

Подъезжая к городу, набираю матери и получаю еще один не слишком приятный сюрприз — родители в квартире. Не на даче, как планировали. Срочные дела. Не слишком мне хотелось тесниться с Брейкер на ста квадратах. Конечно, в тесноте не в обиде — но я не жаждал делить с девчонкой личное пространство. А комната для гостей — примыкает к моей.

Мать разумеется от радости на шею мне бросается, хоть и знает, что не люблю эти телячьи нежности — в детстве переел. Большие глаза и локоны делали меня похожим на девчонку, поэтому умиленья в детстве нажрался сверхмеры. Родители у меня не слишком эмоциональные, но я часто оставался у бабки с дедом, или у сестры отца — вот уж кто обожал сюсюканья. Сейчас и те, и другие живут в Лос-Анжелесе, давно туда перебрались. Общаемся совсем редко. Но эти люди можно сказать вырастили меня наравне с родителями. Все собираюсь навестить, да некогда.

Обнимаю и отца, перебрасываюсь парой ничего не значащих фраз, как доехали и прочее. И представляю:

— Знакомьтесь, Лиза. — Хотя отлично знаю, что родители не забыли девчонку, хоть и не видели давно. Но хочу, чтобы подумала, что забыли. Как и я — не помню наше общее прошлое. Ничегошеньки. Такая вот маленькая шпилька. Но знаю — больно уколет Лизку. Замечаю как вспыхивают обидой топазовые глаза. — Мам, надеюсь ты не против, что она поживет у нас? Не помешает? Понимаю, это странно.

— Странно то, что ты знакомишь нас с той, кого мы отлично знаем, — вступает в разговор отец. — Добро пожаловать, Лиза. Ты очень выросла. И в то же время — мало изменилась.

— Якоб, ведь Лиза уже жила у нас, здесь, а потом все лето в загородном доме. Неужели ты забыл? — улыбается мама, обнимая Брейкер. — Я так рада тебя видеть, дорогая. Это огромный сюрприз для нас.

Черт, ну а почему-бы мне не забыть? Хотя бы потому что для меня тот период был особенно невыносимым…

Маленькая нимфетка. Она ужасно бесила меня, всегда. Но особенно — в то лето, когда жила у нас ей тогда, кажется, лет пятнадцать было. Мне, соответственно, двадцать. Взрослый, мужик можно сказать, лоб здоровый, перетрахавший уже кучу баб. И вот мелюзга эта снова и снова на глаза попадается. И не просто попадается — живет в моем доме! Родитель ее видите ли по делам умотал. И моих родоков попросил присмотреть. Мать эту пигалицу обожала. Я знал, что родители отчаянно пытались завести второго ребенка, мама девочку очень хотела. И глядя на Лизку… видимо, свое потаенное, нереализованное вспоминала. Но только Елизавета ни капли уже на ребенка не походила… Сладкая, свежая, созревшая… Она волновала меня, будоражила. И чем больше росло желание внутри — тем сильнее ненавидел девчонку. Потому что тронуть не мог. Это было невыносимо. Короткие юбочки в клетку, выглядывающие из-под них чулки… Белые рубашки, завязанные над талией… Эта девица как будто в один момент научилась всем хитростям и уловкам чтоб мужика до белого колена довести. Ее хотели все, буквально каждый встречный. И она наслаждалась этим. А самый главный желанный для нее трофей — я. И от этого срывало крышу. Она вела себя со мной нагло, вызывающе. И жестоко поплатилась за это…