* * *

Утром вернулись родители Якоба и были очень довольны — у нас тишь да гладь. Единственное — маленький клочок свитера я не заметила, когда собирала нарезанные в порыве ярости обрывки перед возвращением родителей. Его подняла Ольга. Не говоря ни слова выбросила в мусор, ни о чем не спросив.

Остаток лета прошел на даче. У Штаховских большой дом, мне предоставили выбор из нескольких комнат, и я заселилась в мансарду. Как можно дальше от Якоба. Но он почти все время отсутствовал. Избегал меня. Если же заезжал на дачу, обычно с очередной бабой, я сложа руки не сидела. Хоть и пообещала ему, что буду паинькой. Пошел он! И мои обещания туда же. Я вела себя дерзко и вызывающе. Особенно доставалось пассиям Якоба. Как только видела его с какой-нибудь девушкой, начинала ненавидеть ее просто люто, хоть и понимала, что не права, и девушки ни в чем не виноваты. Но я вредила личной жизни Якоба всеми доступными средствами. Одной наплела что он каждый год лежит в психушке. Причем так натурально — девица такси аж вызвала и свалила подобру-поздорову.

В то лето я поняла, что во мне погибла великая актриса. И начала распускать разные глупые сплетни про Штаховского с еще большим усердием. Удивительно, но некоторые мне верили. А я себя чувствовала мерзкой тварью. Но что-то сломалось внутри, и я не могла перестать, хотя саму выкручивало от омерзения. Я приносила соседского кота и сажала беднягу в любимые кроссовки Якоба, уговаривая бедное животное пописать туда — но в результате коту надоели мои эксперименты, он зашипел и оцарапал меня. Еще один шрам на память о безответной любви…

Я прокрадывалась в комнату Штаховского и отрывала пуговицы на его пиджаках и рубашках. Не до конца. Оставляла на паре ниточек. Я разливала чай на его телефон. Прямо при родителях, и потом делала такой виноватый вид…

Но все эти выходки приносили лишь минутное удовлетворение. А потом вновь начинала грызть тоска и душить ненависть. Тоска и ненависть. Абсолютно несочетаемые эмоции. Я безумно хотела увидеть Якоба. Но когда он появлялся — у меня все горело от злости. Я должна была навредить ему. В результате к концу лета добилась лишь того, что парень перестал появляться. Совсем. И кажется, я стерла его безразличие. Теперь между нами горела взаимная ненависть.

* * *

С того проклятого клуба, куда меня заманила Светка, прошел почти год. Я закончила школу, размышляла какой выбрать университет, но я все еще расхлебывала последствия того предательства. Перестала дружить, отдалилась от одноклассниц. Мне стало тяжело сходиться с людьми. В каждом я видела подвох. Я стала капризной, стервозной, образ девочки мажорки, плюющей на окружающих, прирос ко мне как вторая кожа. А еще я все чаще прикрывалась образом тупой блондинки. Плевать, другого от меня и не ждут. И пофиг что школу с золотой медалью окончила. Ну кто поверит что сама? Богатый папа все купил, конечно же!

На самом деле, Герман Брейкер никогда не контролировал мою учебу. Зачем? Я получала только пятерки. И не за деньги. Просто мне легко это давалось. Я знала что поступлю в любой универ, какой пожелаю. Оставалось лишь решить куда.

Я продолжала ходить к Марине. Если бы не она — я бы не справилась с последствиями травмы после произошедшего в клубе. Психолог настаивала, что я заявление должна написать. На Глеба, и на Якоба. Это куда лучше, чем мстить мелкими пакостями. Она очень волновалась за меня. Мы обсуждали мои проснувшиеся навыки актрисы… И тут Марина посоветовала мне попробовать себя в роли модели.

Новый опыт, новые знакомства. Это может придать уверенности в себе. Я решила послушать совета.

* * *

То, что отец разрешил мне работать в модельном агентстве было чудом. Он же как цербер смотрел за мной. И за моей девственностью — что было дико противно. Мне семнадцатый год, таких экземпляров уже не встречается на свете! Все подружки сделали это максимум в пятнадцать-шестнадцать лет! Я конечно тоже врала подругам что давно сплю с мужчинами. Изображала опытную. В агентстве отличные педагоги по актерскому мастерству. Я изображала прожженную соблазнительницу и мне верили. Но внутри я по-прежнему оставалась маленьким испуганным подростком. Но мне нравилась эта работа. Она изматывала, отвлекала и позволяла почувствовать себя кем-то другим. А потом, однажды, в агентстве я столкнулась с Якобом. Как гром среди ясного неба. Как же я мечтала, что он однажды увидит меня красивой… Идеально, недосягаемой. И он увидел. Лениво скользнул взглядом и прошел мимо. И влюбился в ту, которую больше всех ненавидела. Василину Дусманис.

Я возненавидела эту пигалицу при первой встрече. Все вокруг носились с ней как с писаной торбой. Стоило только появиться в агентстве — стала моей главной конкуренткой. Лучшие контракты, море поклонников, учится в университете на одни пятерки. Еще и с Натальей стала лучшими подругами! Это бесило больше всего потому что меня хозяйка модельной конторы едва терпела. Опять же, из-за отца — ему никто не смел отказывать. Ну еще может быть немного из-за моих успехов на модельном поприще. Я нравилась клиентам. Но никому не нравился мой стервозный характер.

Когда увидела Якоба рядом с Василиной — словно нож в сердце получила. Не ожидала этой встречи, к тому же как назло выглядела в тот момент чучелом — тюрбан на голове, косметика смыта… Хуже некуда. А он еще и унижать меня начал, и заступаться за Дусманис проклятую… Я поняла сразу — это не просто перепихон. Скорос не была настолько глупа. Она держала Якоба на расстоянии, крутила им как хотела. Им, и еще одним парнем — вот уж от кого глаз не отвести. В Бурмистрова невозможно было не влюбиться. Наверное, единственная, кто осталась равнодушной — это я. Потому что Штаховский настолько прочно в сердце засел — ничем не вытравишь, как ни старайся.

Бурмистров был сильнее, выше — совсем чуть-чуть, обаятельнее. Даже красивее. Артур был красив классически, у Якоба красота была необычная, порочная. Слишком яркие глаза, слишком пухлые губы. Он и притягивал и отталкивал одновременно.

Артура Бурмистрова и его семью, я знала его не очень хорошо, но тоже иногда пересекалась на общих семейных мероприятиях. Младшая сестра Артура была влюблена в Якоба, я это просекла моментом. Но общая беда не сблизила нас, скорее наоборот — между мной и Анжеликой мгновенно установился взаимный игнор.

Ну а для Артура я всегда была невидимкой. Всех интересовала лишь Дусманис. И от этого я становилась еще злее, стервознее. Почему жизнь так удивительно несправедлива? У меня есть все что пожелаю и в то же время я бесконечно одинока и несчастна. Вокруг полно людей, знакомых, тусовка огромна. Но все кто липнет ко мне — либо подлизы, либо уроды, либо придурки. Ни подруги настоящей, ни семьи…Отец все время занят своим бизнесом, хотя и так денег куры не клюют, но ему все мало. «Пока работаю — живу», — так он говорит. С каждым годом мы еще сильнее отдаляемся друг от друга. Иногда мне кажется, что он относится ко мне как к вещи. Еще одному предмету в коллекции. Или как к проекту. Иначе почему так повернут на моей невинности. Разве это самое главное, а не то, чтобы твой ребенок был счастлив?

Если бы не случай с Глебом, я бы наплевала на эту идею фикс Германа, и сделала бы ЭТО с первым встречным. Ну может не с первым… Но я точно хранила невинность не из-за бзиков отца. Просто тот случай еще мучил меня. К мужчинам было отвращение. Недоверие. А еще причина как всегда была в Якобе. Я ненавидела себя за то что не могу забыть его, выбросить из головы тягу к глупым сказкам… Но не получалось.