Девочка не понимала, почему этот мужчина привлек ее внимание. Может, потому что он спокойно стоял на месте, когда все вокруг бежали? Или же его ярко-желтый плащ так выделялся на фоне монохромного городского пейзажа?

Позднее девочка много раз проигрывала этот момент в памяти.

Склонив голову набок, мужчина решил сесть на мотоцикл. Стеклянные бутылки в ящике, ударившись друг о друга, издали звенящий звук. Внутри были сок, пиво и большая бутылка саке.

Уже взявшись за руль, мужчина вдруг заметил девочку, следящую за ним. Остановившись, он внимательно взглянул на нее в ответ.

Казалось, что в эту секунду мир поглотила тишина.

Мужчина слез с мотоцикла и приблизился к девочке.

— Извини, ты не подскажешь мне, клиника Аисава где-то рядом?

Его голос был спокойным и чистым. Под низко надвинутой кепкой виднелась заметная щетина.

Девочка вдруг вспомнила о биографии Бетховена, которую она читала дома.

— Вы на праздник? — спросила она.

Мужчина удивленно посмотрел на нее.

— Да, кажется, так. Я впервые в этом районе. Попросили помочь с доставкой, — он кивнул и посмотрел по сторонам. Девочка рассмотрела его точеный профиль.

— Это вон там! Езжайте прямо, на светофоре поверните, и в конце улицы будет табличка и каменный дом, увидите. — Девочка повернулась назад и указала направление.

— На светофоре повернуть… Вот спасибо.

Мужчина кивнул и вроде бы улыбнулся. Слегка помахав ей рукой, он забрался на мотоцикл. Стоило ему нажать на педаль газа, как бутылки позади принялись позвякивать. Вскоре звук скрылся вдалеке.

Промокнув насквозь, девочка стояла, глядя на удаляющуюся фигуру мужчины на мотоцикле. Она проследила за ним, пока желтый плащ не скрылся за поворотом.

Как только ярко-желтая точка растворилась в черно-белом пейзаже, город вокруг снова захлестнула безжалостная непогода.

Уже вернувшись домой, девочка наконец поняла, почему фигура мужчины привлекла ее внимание.

Биография Бетховена.

Мужчина, навестивший композитора прямо перед смертью.

Мужчина, которого она только что встретила на улице, был тем самым посланником из страны смерти, которого она представляла, сидя над книгой. Красивый, спокойный, молодой мужчина. Посланник из далекой подземной страны. Он явился в их город, скрываясь под черной кепкой и желтым плащом.

Быть не может. Это просто совпадение.

Девочка размышляла над этим, пока мама насухо вытирала ее волосы полотенцем.

А затем она сразу забыла о том мужчине.

Когда через полчаса Дзюндзи пришел за ней, чтобы вместе отправиться на праздник за напитками, ее мысли были заняты домашней работой, до которой у нее так и не дошли руки.

Да, мама умерла. Уже года два как.

Она пережила несколько небольших инсультов, но после последнего не приходила в себя больше двух месяцев в больнице, а потом скончалась.

Помню, она бормотала что-то в забытьи. Все время повторяла одно и то же, словно отчаянно звала кого-то. Мы часто спрашивали ее о том, кто это и что ему нужно передать, но так и не поняли.

Бо́льшую часть времени мама выглядела так, будто мирно спала, но порой, словно к ней ненадолго возвращалось сознание, лицо искажала гримаса боли. Увидев ее, я всегда пугалась. Задержав дыхание, наблюдала за тем, как на лице моей матери проступают черты совсем другого человека. Причиной была совсем не болезнь — к тому времени состояние стабилизировалось, — ее терзали тяжелые воспоминания о прошлом.

Наверняка она много раз вспоминала о тех убийствах. Мое сердце разрывается от мысли о том, что даже на смертном одре ее мучили эти ужасные воспоминания.

В конце концов, в день убийств для моей мамы время остановилось; весь остаток жизни она прожила словно в плену тех событий.

Сейчас об этом уже никто не помнит.

Мамы больше нет. Уже несколько лет. Честно, не очень хочется говорить о случившемся. Даже сейчас, стоит мне заговорить о тех днях, как ком к горлу подступает. Словно снова начинает нарывать застарелая заноза… ненавижу это чувство. Воспоминания о том времени похожи на черный застывший агар-агар, осевший где-то во внутренностях, и меньше всего мне хочется его размешивать. Наоборот, я изо всех сил стараюсь держать его закрытым под крышкой, — неизвестно, когда он вылезет наружу. Тогда мы столкнулись с истинным злом, вонь от которого продолжает сочиться даже сейчас, пачкая и портя все вокруг.

Понимаю, люди были напуганы случившимся до чертиков и стали очень подозрительными, но некоторые говорили просто невообразимо ужасные вещи.

Мама тоже выпила яд. Понадобилось больше недели, чтобы она пришла в сознание; до выписки из больницы прошло около трех месяцев. Она лишь по счастливой случайности выпила небольшое количество яда. Но какие ходили слухи! Мол, она знала, что напитки отравлены, потому выпила лишь немного; она и есть отравительница; она — сообщница… Вся наша семья тогда оказалась под подозрением.

Нас буквально втоптали в грязь. Желтые газеты и журналы осаждали нас, а уж каким тоном они с нами разговаривали, — до сих пор отчетливо помню злость, от которой волосы встают дыбом. Были молчаливые звонки, как-то раз кто-то бросил нам в сад камень, обернутый в анонимное письмо… Мы и так переживали ужасное событие, все это было солью на наши раны. Все вокруг оказались словно в эпицентре страшного шторма после случившегося.

Помню, как услышала голос отца из гэнкана. Я держала на руках младенца и, затаив дыхание, замерла в темном коридоре у него за спиной.

Голос отца звучал спокойно. Но я могла видеть, как дрожали его руки, когда он поднимал с земли тот камень с письмом. Казалось, его кровь вот-вот закипит.

Несмотря на все это, мы как-то умудрились сохранить спокойствие. Сейчас все было бы совсем иначе. Сейчас пресса просто с катушек слетела бы, разместив повсюду фотографии дома, так что ты не смог бы его покинуть! Сейчас даже знать правду никому не обязательно; все скорее похоже на мгновенное линчевание и преступника, и пострадавшего. А я верю, что право судить есть только у жертвы. С чего вдруг абсолютные чужаки получили право вершить судьбы других людей? Никогда этого не пойму.

В день убийств я еще не встала на ноги после родов. Старший сын появился на свет без проблем, но вторые роды дались мне тяжело, и я долго приходила в себя. Почти ничего не ела, около двух недель не вставала с постели, а под глазами залегли глубокие тени. Я так сильно изменилась, что старший ребенок расплакался, увидев меня такой.