– Как? Да так же как в кости выигрывают. Удача и совпадение. Не более. Если боги и есть, то у них точно дела поважнее имеются, чем в наших судьбах ковыряться.

– Так мы то и есть их главное дело! Пойми же ты это, наконец. Они нас создали и нами же и живут.

– Ага, только не вмешиваются ни хрена.

– А как ты себе вообще божественное вмешательство представляешь? Что, Мифилай и Радок должны были лично явиться в лес, взять нашего Скофу под рученьки, и отвести до полководца? Попутно выстилая ему дорожку шелками и серебром? Нет, брат, такое только в мифах бывает. Боги они хитрее и волю свою через явления вполне обычные до нас доносят. Нам только замечать их нужно и толковать правильно.

– А вот дожди эти проклятые, от которых мы так страдали, они что, тоже от богов?

– Конечно от них. Только не от наших, а от местных, дикарских. Они так с нами воевать пытаются и со своей земли прогнать.

– А наши боги тогда чем заняты?

– А они нас защищают и помогают в войне. Мы всего за два года дикарей в пух и прах разбили. Все их города, все крепости заняли. А ведь они, если ты не забыл, уже как лет сто пятьдесят на нас набеги устраивали. И мы с ними ничего сделать не могли. А тут раз – и что не бой, то победа. Вот скажи, разве это не чудо?

Басар Глыба смерил Эдо долгим и пристальным взглядом.

– Как же у тебя все просто-то, а. Как что – сразу боги. Дожди – местные, победы – наши. Вот у меня намедни живот так скрутило, что я полдня у отхожей ямы проторчал. Хочешь сказать, что и это тоже боги постарались? Что это их проделки, и то мясо с душком, которым я обожрался, вообще ни причем было?

– Может и боги. Хотя тебе, нечестивцу проклятому, они не понос должны были послать, а сразу горшок углей в жопу.

– Что верно – то верно,– рассмеялся Басар, пригладив густую бороду. Скофа хорошо знал, что спор этой парочки, хотя часто и перерастал в поток взаимных угроз и оскорблений, всегда оставался лишь дружеской забавой, помогавшей коротать вечера подле походного костра. И как бы не орали они друг на друга, какими бы бедствиями и проклятиями не грозили, каждый из них был готов отправиться за другим в самое жаркое пекло. Как и все в их десятке.

Неожиданно лагерь наполнили звуки труб, сменившиеся нарастающей барабанной дробью. Эта простая и знакомая каждому солдату мелодия неслась прямиком из самого центра, оттуда, где возле командирского шатра находился просторный тренировочный плац. Переглянувшись, десятка вскочила на ноги и побежала на звук призыва, моментально слившись с потоком спешивших со всех краев лагеря на сбор солдат.

Широкая и хорошо вытоптанная площадка, где обычно тренировались воины, быстро заполнялась людьми. Все полторы тысячи обитателей лагеря строились десятками и знаменами перед командирами тагмы и военными сановниками. Тут были все – и листарг Элай Мистурия, и три арфалага, и тридцать фалагов, и главный картограф, и начальник снабжения, и первый разведчик, и старший надсмотрщик и старший лекарь. Даже казначей тагмы, прыткий жирдяй Арталомо Мистати, и тот расхаживал неподалеку, важно оттопырив свое обширное брюхо. Кроме них, чуть в стороне, стояли примерно двадцать незнакомых Скофе сановников, одетых в красное – цвет Военной палаты. Вероятно, это была часть той самой свиты, от которой так пытался сбежать сегодня утром полководец.

Когда сбор и построение закончились, трубы и барабаны вновь разрезали повисшую было тишину и из командирского шатра вышел Лико Тайвиш в окружении своих телохранителей. За минувшее время он успел переодеться и теперь предстал перед войсками в своем обычном ослепительном облике – в побеленном панцире поверх кольчуги и белоснежном плаще, вышитым золотом и жемчугом.

Пройдя немного вперед, он поднялся на деревянный постамент, с которого командиры обычно руководили тренировками солдат. Полководец стоял, всматриваясь в лица солдат, что ждали его слов, не смея даже громко вздохнуть или пошевелиться, а потом заговорил:

– Воины мои, сегодня боги послали нам великую удачу. К нам, с того берега Мисчееи, идут харвены,– По рядам солдат тут же прокатился удивленный возглас и шелест перешептывания.– Это люди воеводы Багара Багряного. Того самого дикарского вождя, что ускользнул от нас, сбежав от сражения. Теперь с ним около тысячи бойцов. Они оставили своих жен, детей и стариков у валринов и идут к нам умирать. Так окажем же им эту услугу! Они думают, что мы о них не знаем. Они надеются подкрасться к нам втайне и перерезать нам глотки, пока мы будем спать. Но сегодня ночью, когда они пересекут реку, то встретят наши копья и мечи! Мы прольем их кровь и каждый из варваров, что еще смеет противиться нашей власти, либо встанет перед нами на колени, либо умрет! Харвены думают, что они – это зверь владеющий лесом. Но они добыча, а охотники мы. Воины мои, этой ночью мы закончим войну, и наконец, сполна насладимся нашей победой! Я знаю, что все вы соскучились по дому. Я знаю, как вы устали от этих диких и холодных земель и как горька ваша разлука с родной страной. Но нас держит здесь долг, а тайлары никогда о нем не забывают. Так выполните же его, воины, и тогда родина встретит вас как подлинных героев, которыми все вы и являетесь! Сегодня – последний день войны. День, когда каждый из вас покроет себя славой. И все что для этого нужно – разгромить свору кровожадных дикарей. Вы готовы к этому воины?

– Да!!! – взревели сотни мужских глоток.

– Готовы прославить Тайлар?

– Да!!!

– Готовы одержать победу?

– Да!!!

– Так идите и победите. Во славу нашего государства!

– Во славу Тайлара!!! – отозвались сокрушительным гулом полторы тысячи глоток.– Слава! Слава! Слава! Слава! Слава!

Воины продолжали скандировать этот клич до тех пор, пока фалаги не начали уводить свои знамена.

До грядущей битвы оставалось всего полдня, но сделать предстояло еще много. До самого вечера лагерь кипел, стараясь как можно скорее завершить все необходимые дела. Вся сонливая расслабленность, царившая тут последние дни, исчезла без следа и тагма превратилась в муравейник, который разворошили палками шаловливые дети. Солдаты надевали доспехи и приводили в порядок оружие, возносили молитвы богам и паковали вещи в заплечные мешки. Конечно, все они надеялись, вскоре вернуться назад, но на войне ни в чем нельзя быть уверенным