и некогда ничтожными, но теперь такими дорогими и неприкосновенными воспоминаниями. Потом медленно начало приходить осознание, и блокировать такие мысли стало чуть легче. Этот выводящий из себя звук в его голове сперва был далеким эхом нежного маминого голоса, а теперь окончательно изменился, превратившись в язвительное и надоедливое, хотя иногда даже услужливое, «Я» Джека — своего рода броня, спасающая от ностальгии и грусти.

Наконец, спустя долгие несколько месяцев, Дауни удалось обрести контроль над разумом, а рассмотрению и расщеплению предавалось лишь то, что хотел сам хозяин. Больше никаких ненужных эмоций, истерик и долгих терзаний — на смену всему этому пришли рациональность и холодная расчетливость.

Потому, бродя по городу или же уставившись в потолок спальни отстраненным взглядом, Джек в тысячный раз вспоминал то самое семнадцатое октября, когда посиделки в кафе вылились в задушевный разговор, и парень впервые почувствовал свою зависимость от этой рыжеволосой девочки. Он мог в любой момент описать выражение ее лица, когда в пропахших свежей выпечкой стенах впервые раздались предложения о помощи; как Рэй сосредоточенно смотрела в глаза напротив, в задумчивости касаясь пальцем кончика веснушчатого носа и иногда слегка прищуриваясь, словно она действительно хотела помочь. Как будто ей было не все равно, не наплевать. Но это воспоминание тут же сменялось другим, еще более интересным — Дауни помнил каждую малейшую детальку. То, как он сам не смог удержаться от рвущегося наружу смеха, и, вопреки своему желанию скрыться от рассерженной девочки, подошел к ней и не сопротивлялся, когда ее кулаки слабо, но все же весьма ощутимо, колотили по плечу и спине. Или бледное лицо, мигом покрасневшее от смущения и злости, а затем крики, смех, полусерьезное возмущение, оправдания и пролитый на холодный асфальт давно всеми забытый молочный коктейль…

Глава 9

Тем же вечером, когда Рэйчел, уставшая, но довольная и счастливая, заперлась в своей комнате от всяческих расспросов и любопытных взглядов, миссис Робертсон не находила себе места. Еще в обед, стоило только дочери и ее сомнительному на вид другу покинуть дом, Джанетт тут же бросилась в гостиную, туда, где после утреннего перекуса муж читал свежий газетный выпуск.

— Дорогой, ты это видел? Видел же?

Привыкший к чрезмерной эмоциональности и раздражительности жены Элиот поднял на нее глаза, все еще держа «Таймс» раскрытой в своей руке. Его обыкновенно задумчивое овальной формы лицо кажется, вытянулось еще сильнее (обе девочки не забывали отпустить шутку о том, что оно очень похоже на длинный воздушный шарик, из каких обычно вяжут надувных собак или фламинго):

— О чем именно ты хочешь мне сказать, Джанетт?

Женщина принялась выписывать по комнате маленькие круги, что-то непрестанно бормоча себе под нос и то кивая, в знак согласия, то прицокивая и качая головой. Ее всегда безупречные волосы окрасились оранжевым в отблеске солнечного света. Наконец, Роберстон решился прервать этот непонятный для него спектакль:

— Что-то случилось, милая?

Она резко остановилась и посмотрела на мужа так, словно впервые его видит и не имеет ни малейшего понятия о том, что они вместе делают в гостиной. У Джанетт случались подобные выходки, но не очень часто — слишком глубоко закрываясь в собственных мыслях, хозяйка дома порой очень долго выпутывалась из этого плена, тяжело осознавая происходящее вокруг нее. На этот же раз все прошло более-менее мягко; женщина решительно направилась в сторону стоящего неподалеку дивана и села на самый его краешек, не переставая удивленно смотреть на мужчину.

— Ты сейчас серьезно? Смеешься надо мной, да? Случилось, кое-что случилось, занятый только собой папаша, которого не волнует жизнь и проблемы собственной дочери! Если бы ты хоть немного обращал внимания на свою семью, на наших детей, то заметил бы, что именно произошло!

Элиот устало выдохнул и отложил утреннее удовольствие в сторону, полностью обращаясь к бьющейся в истерике супруге и ласково, немного даже взволнованно, спрашивая:

— Ты имеешь в виду того молодого человека, который зашел за Рэйчел несколько минут назад? Я слышал их голоса, уверен, ты напрасно переживаешь.

Джанетт хрустнула пальцами и грустно посмотрела на сидящего напротив нее мужчину так, словно он был ничего не понимающим ребенком. Подобные споры, едва не перерастающие в ссору, случались в этом доме довольно редко, и единственной их причиной был характер миссис Роберстон. И если с ее желанием окружить себя идеальными вещами, людьми и безупречной жизнью домашние могли иногда мириться, то иногда этот отчасти нездоровый перфекционизм становился поводом для всплеска эмоций.

— Почему ты так спокойно на это реагируешь, Элиот? Ей всего тринадцать лет, а он выглядит как затравленный наркоман, ищущий легкую добычу в лице нашей малышки! Все его слова о дружбе и честности — полная чушь, и я ни за что в это не поверю. Моя дочь никогда не будет общаться с такими персонами! Вставай, поднимайся сейчас же, мы должны поехать…

Робертсон резким взмахом руки оборвал кричащую жену и протянул руку к небольшому чайному столику, на котором высилась гора всевозможных печенек и маленьких шоколадных конфет. По-прежнему не говоря ни слова, взял кружочек шоколадной вафли и отправил в рот, усердно жуя и намеренно громко хрустя своим лакомством. Затем запил молоком с этого же стола и только после мягко и тихо, едва слышимым шепотом, ответил:

— Ты себя не слышишь, дорогая, — начал он, с неохотой выдавливая из себя последнее слово и делая на нем особое ударение, — ни себя, ни меня тем более. Перестань так голосить, иначе и моему терпению скорее придет конец.

Робертсон сделал небольшую паузу, ожидая, что сейчас в его адрес вылетят пара-тройка гневный оскорблений и обвинений, или вот-вот истеричная Джанет гордо поднимется с дивана и, бросив презрительный взгляд назад, быстро уйдет по направлению к кухне. Нальет бокал красного вина и с жадным блеском и невыразимой, наигранной всеми силами тоской в светло-карих глазах сделает глоток, затем еще и еще один, сдерживая рвущиеся наружу рыдания и размышляя о своей ненужности и никчемности.

Вопреки всему она осталась на месте, поникшей и опущенной книзу головой напоминая сломанную куклу.

— Вот и отлично. А теперь вернемся к нашему разговору. Тебя не устраивает новый знакомый Рэйчел, и поэтому ты хочешь вмешаться, я правильно тебя понял? — Элиот требовательно протянул раскрытую ладонь, и, получив неуверенный кивок, резко сжал ее в кулак, и на запястье отчетливо проступили вены. — Поддерживая мысль о равенстве всех людей в мире и уважении их прав, ты не считаешься с правами своей дочери, если намерена запретить ей общаться с теми или иными лицами только