Кто-то из наблюдающих в стороне спросил:

– Когда смогут полететь те, кто не полетит сейчас?

Тимур пожал плечами:

– Вы меня спрашиваете?

После легкой заминки почти оттуда же, откуда донесся вопрос, кто-то другой ответил:

– Август пятидесятого, «великое» противостояние. Потом октябрь пятьдесят второго. Декабрь пятьдесят четвертого. Январь пятьдесят седьмого. Февраль пятьдесят девятого. Апрель шестьдесят первого. Июнь…. Или июль шестьдесят третьего…

– Достаточно, – остановил его Тимур. – Думаю, что либо мы улетим этими волнами, либо полетим уже только в качестве туристов. Продолжим.

Когда очередь к корзине иссякла, Тимур поднял ее, встряхнул, засунул в нее руку, предварительно закатав рукав рубашки, как заядлый картежник, и тщательно перемешал содержимое. После этого вытащил руку, растопырил пальцы и показал во все стороны, что рука абсолютно пустая.

– Ну что же, – сказал он, – если все готовы, то я готов. Начнем…

Монополия – великая вещь. Она позволяла АйПиТи подрезать по семь миллионов евро за каждого пассажира. И никаких тебе билетов с открытой датой, бренди после взлета и красивых стюардесс, разносящих теплые булочки и влажные полотенца. Идеальный бизнес, пусть АйПиТи и постоянно жаловалась на высокие налоги, якобы полностью съедающие те крохи прибыли, на которые надеялась компания.

До этого шаттла АйПиТи зарабатывала в основном на перевозке грузов, но времена меняются. Их ближайший конкурент, Speed InterPlanet Delivery (SIPD, мало кто верил, но на 100 % дочка DHL), пока только обещала устроить переворот на рынке внутрисистемных перевозок, но к раздаче первых пряников она явно опаздывала.

Перед отлетом их шаттла ЭсАйПиДи намекала, что скоро все будут пользоваться только ее кораблями и скоростная доставка по сложной траектории, уходящей аж за орбиту Венеры, «в корне поменяет отношение к расстояниям внутри Солнечной системы». Но у них по-прежнему не хватало пары ключевых материалов, да двигателей нужной мощности. Пока – все летели по старинке.

Данила просыпался очень тяжело. Ему было больно, тело ломило, и одновременно мозг создавал кошмары, один за другим, без перерыва. Такие сильные, что, даже чувствуя, что просыпается, он не мог от них отключиться, перестать их развивать, продумывать, углублять. Они казались до такой степени кошмарно-правдоподобными, что Данила продолжал их осмысливать, уже полностью проснувшись. По инерции – даже придумывать сюжет дальше, в полном сознании, словно представлять себе, чем бы мог закончиться интересный фильм, который не удалось досмотреть. И вряд ли уже удастся.

Семейной паре повезло. Они летели в соседних с ним камерах, он это знал. А вот ему повезло меньше – его реально чуть ли не растерзали, когда неожиданно из корзины достали именно его бумажку. От пристойного поведения ученых, казалось, не осталось и следа. Хорошо хоть, что он не такой. Он мог держать свой темперамент в узде. Больше всего Данилу расстроили подозрения его, пусть и заочного, учителя, который при всех предположил, что Данила успел смастерить нанитов, вытянувших его имя наверх корзины.

Бред, но лишь заявление тянувшего о том, что он достал бумажку с самого дна, и твердая позиция Тимура – «временный мораторий на демократию и плюрализм мнений» спасли новичка. А то бы могло дойти и до рукоприкладства.

В этом недостаток непрофессионалов. Все они были учеными, великолепными учеными, но никто из них и близко не проходил курсов по психологическому сближению, толерантности в замкнутых коллективах, умению подавлять свои желания в угоду узкому сообществу.

Ему пришлось. Собственно, им шестерым пришлось потренироваться много в чем таком же странном, чтобы оставшиеся на Земле спокойно, относительно спокойно смогли выпустить их на орбиту. И дальше.

И теперь у него, у новичка, был специальный мешочек. Его доверили именно ему как самому молодому члену команды, как самому недавно влившемуся в коллектив. Но он-то знал, что мешочек отдали именно ему как извинение за тот скандал у корзины.

В мешочке не было ничего особенного – полкило маленьких талисманов. Перо, янтарь с комариком, крохотный изумруд, малахитовый шарик с ноготь величиной и еще сто семьдесят предметов, по одному от каждого, кто не полетел. Кто надеялся, что все же полетит, чуть позже, и просто посылал вперед разведчика, свой талисман.

Мешочек был полупрозрачный, поэтому талисманы легко можно было разглядеть. Этим Данила и занимался большую часть времени, пока на орбите они ждали подтверждения готовности шаттла, а потом – когда их, наконец, погрузят в сон. Иногда Данила встряхивал мешок, и к его стенке попадали новые талисманы. Как гадальные кости. Можно предположить, что будет дальше, можно загадать желание. Если уметь, наверное, можно предсказать судьбу.

Ну – или то, что ждет тебя через минуту.

Он так и уснул, держа этот мешочек в руках, – не та вещь, которую можно доверить багажному отделению.

Поэтому, как только кабина открылась, Данила поднялся и встряхнул мешочек. Еще даже не осознавая, что делает. Он просто повторил последнее движение, которое запомнил перед сном. Встряхнул и взглянул сквозь просвечивающую ткань.

Наткнулся на шарик янтаря с крохотным комариком внутри. Насекомое в западне. Что ж, аналогия была полная. Но теперь он из этой западни хотел бы выбраться.

Камеры здесь были тесные и стояли близко друг к другу. Он поднялся одним из первых и сразу стал одеваться. Не из-за чувства защищенности, которое давала одежда, но лишь потому, что знал – через минуту здесь будет сутолока, и лучше воспользоваться ситуацией, чтобы успеть одеться и выйти из спального отсека.

Шаттл вез полторы сотни пассажиров. Огромное число, даже по нынешним временам. Отличный заработок для IPT. И минимум комфорта. Если уж вы летите по гомановскому маршруту, то это явно эконом-класс.

Но, даже одеваясь, он продолжал прокручивать в голове приснившийся ему кошмар. И даже придумал, как выбраться из той западни, в которую в нем попал.

Динамики заговорили тихо, а качество звука было такое, что сначала Даниле показалось, будто кто-то просто вещает с потолка. Лишь определив, что звук идет сразу из нескольких мест, он понял, что это всего лишь трансляция по корабельному радио.

– Уважаемые пассажиры, до прибытия на стационарную орбиту Марса, отведенную для кораблей нашей компании, остается два дня, немногим более сорока земных часов. В соответствии с правилами техники безопасности мы должны разбудить вас до прибытия и провести ряд необходимых реабилитационных мероприятий.

Однако сейчас нам хотелось бы обратить внимание всех проснувшихся на зрелище, которое открывается по левому борту. Оно выведено на мониторы всех палуб.

Только после этой фразы Данила понял, что говорил живой человек, а не автомат. Он огляделся, увидел на стене большой экран и подошел. Сначала он даже не понял, что именно видит. Сначала он просто смотрел на космос, на звезды, множество звезд, совершенно незнакомых, выглядевших на этом мониторе совершенно иначе, чем из любой точки Земли. Даже с орбиты они выглядели по-другому, а он провел много времени перед отбытием, следя за звездным небом.