Слушая меня, Надина хихикала, прикрывая рот ладошкой, а при вопросе графа рассмеялась, не сдержав фырканья.

— Как птицы. Вы ведь не будете отрицать, граф, что над Магистратумом аномальное количество пернатых. Но с земли видно только маленькие точки, возможно, это все-таки ученики магической школы или академии? Или, как еще болтают, — понизила я голос, — там разводят магических тварей. Может, это маленькие дракончики?

Надина опять захихикала, и даже граф не смог сдержать широкой улыбки.

— Какая глупость, — раздался ехидный голос, и в столовую вошла старшая дочь графа Камилла. — Ладно глупые городские клуши. Но чтобы гувернантка в нашем доме повторяла все эти бредни?..

Камилла присела за стол и прожгла меня злобным взглядом.

— Камилла! — строго одернул граф. — Поздоровайся со всеми и поприветствуй новую гувернантку, мэлл Имму.

— Добрый вечер, папа! Добрый вечер, Памела! Мы ведь так давно не виделись, целый час! — ехидно обратилась она к ним. — Прекрасный вечер для вас, мэлл Имма. Вы добились своего и сидите за графским столом рядом с графом. Вы рады?

— Уже не так, как пять минут назад, — улыбнулась я. — Но хотя бы теперь можно отдать должное всей этой красоте, если она еще не остыла, — кивнула я на стол.

И граф тут же вскинулся:

— Да, Камилла! Мэлл Имма совершенно права, ты непростительно опоздала. Если бы Женуария увидела, как ты относишься к ее труду, ее бы удар хватил.

— Прошу прощения, — процедила сквозь зубы Камилла. — Приводила себя в порядок после дня, проведенного в лечебнице. Теперь мы можем молча поесть?

— Приятного аппетита, — недовольно нахмурился граф и расстелил салфетку у себя на коленях, давая сигнал приступить к еде.

— Приятного аппетита, — откликнулась я и потянулась за салфеткой.

Камилла поморщилась, словно съела кислое, и молча стала накладывать еду на тарелку.

Надина сидела испуганной птичкой, бросая пугливые взгляды то на одного, то на другого. Она схватила булку и чашку с молоком.

Мы с графом одновременно потянулись за «Маркизой Оливией», и наши оголенные части рук соприкоснулись. Кожу при этом словно ошпарили кипятком. Я отдернула руку и, чтобы сгладить неловкость, пошутила:

— Похоже, у нас с вами был один повар в детстве. Это тоже мое любимое блюдо. Нигде больше не встречала его в классическом варианте, кроме как у герцога.

— О, история этого блюда очень занимательна. Позвольте, я за вами поухаживаю. — Граф взял блюдо и положил порцию на тарелку мне, потом себе. — Как вы правильно заметили, оно стало модным и получило распространение лет тридцать назад и какое-то время удерживало свою позицию, пока его не сменили новые рецепты. А потом его забыли. И только такие, как мы, — подмигнул он мне, — еще его помним. А история такова. Барон Мехазен, заядлый путешественник и вообще одиозная лет тридцать назад личность, вернулся из очередного вояжа с поваром из дальнего чужеземья. Он всегда любил приглашать гостей на званые ужины экзотической кухни. Не изменил себе и на этот раз. Что-то гостям очень понравилось, что-то нет, что-то удивило. Но одно блюдо вызвало бурю восторгов. Слухи о нем передавались из уст в уста, за поваром барона Мехазена охотились, чтобы выпытать у него рецепт, подкупали баснословными суммами. Но тот тщательно хранил свой секрет. Так бы он и унес его с собой в могилу, если бы на его пути не встретилась… любовь.

Граф сделал актерскую паузу и продолжил:

— Маркиза Оливия, в честь которой и получило потом название это блюдо, решила во что бы то ни стало заполучить рецепт и соблазнила повара, выведав все его секреты. Как оказалось, вся хитрость заключалась в соединении двух несовместимых, на первый взгляд, ингредиентов. Благодаря маркизе рецепт получил распространение, но и разбогатела она на этом неплохо. И в лучших домах аристократии считалось хорошим тоном подавать это блюдо к столу. Ведь рецептом владели только избранные.

Граф положил в рот немного салата, о котором рассказывал столь занимательную историю, посмаковал и закончил:

— А потом, спустя время, когда рецепт получил настолько широкое распространение, что значился в меню всех трактиров и постоялых дворов, блюдо, наоборот, вдруг превратилось в пищу плебеев и подавать его аристократам стало моветоном, хотя оно не стало от этого менее вкусным. И даже то, что общенародный рецепт значительно отличался от первоначального варианта салата, из которого исчезли как раз те ингредиенты, благодаря которым он прославился, не уберегло его от забвения.

— Да, салат, который подается нынче в ресторациях, совсем не та «Оливия», — согласилась я.

— Все-таки женщины коварны, — не мог успокоиться граф.

— Граф, вы судите как мужчина. Уж поверьте, о коварстве мужчин женщины могут рассказать вам куда больше историй, — парировала я.

— Да? Например? У вас есть на примете такие истории? Из собственного опыта.

— Есть, граф. Но не думаю, что стоит их обсуждать при ваших дочерях. Это сразу убьет их веру в мужчин.

— Что ж, наверное, вы правы. При дочерях не следует. Я послушаю вас после ужина.

Я возмущенно посмотрела в посмеивающиеся синие глаза и грозно свела брови к переносице.

— А потом повар и эта маркиза поженились и жили счастливо до конца своих дней? — подала голос Надина.

— Ага, сейчас, — фыркнула Камилла. — Это же не сказка, Пэм. Маркизе нужен был только рецепт, она использовала повара, а потом вышвырнула его из своей жизни, как ненужную тряпку. — Камилла бросила на меня выразительный прожигающий взгляд черных глаз, словно намекая на мою будущую участь.

Надина расстроилась, но вмещался граф:

— А вот и нет. Тут действительно вышла сказка с хорошим концом. Маркиза и повар полюбили друг друга и поженились. И с тех пор повар готовил свои блюда только для своей маркизы.

— Как здорово! — захлопала в ладоши Надина.

— Глупышка, — презрительно фыркнула Камилла. — Это все сказочки. На самом деле они так и не стали счастливы, потому что слишком разные. Наверняка вскоре разбежались.

— Напомню тебе, Камилла, что ваша мать была простой цветочницей, — упрекнул дочь граф.

— И что? Это как-то противоречит тому, что я сказала? — вызывающе спросила та.

В синих глазах графа вспыхнул черный грозовой огонек.

— Чесночная паста и правда выше всех похвал, — намазывая зеленоватую массу на хлеб, сказала я. — Наверное, я съем ее всю, и в меня больше ничего не влезет.

— Сильно не налегайте. А то как потом целоваться будете, — заметила Камилла.

— Поцелуи мне не грозят в ближайшем будущем лет десять, — рассмеялась я.