Затем я стремглав помчалась в душ, времени было в обрез. Нужно было освежить свою слегка захмелевшую голову, а затем навести марафет по всем правилам. Я решила облачиться в комбинезон из новомодной ткани хай-тек с металлическим оттенком, он идеально сидел на моей фигуре, открывая то, что нужно. Комбинезон служил мне домашней одеждой для особо торжественных случаев. Я критически оглядела себя в зеркале, удовлетворенно хмыкнула, изрекла бессмертное: «Главное — чтобы костюмчик сидел!» — и принялась за раскраску лица.

Однако поскольку времени было маловато, ограничить «боевой раскрас» пришлось лишь тушью для ресниц. Затем я, вспомнив книжную героиню, пощипала свои ланиты, покусала губки и, надо же, осталась куда как довольна. Ведь насколько я успела приглядеться к господину Лукашову, его на мякине не проведешь. Ему бы чего-нибудь естественного, натурального. А я сейчас была, что называется, — натуральней не придумаешь. Очень мила, одним словом. По крайней мере на свой, пусть и не стопроцентно трезвый, взгляд. Душ помог, конечно, но все же.

Я быстренько убрала со стола чашки из-под кофе, оставив недопитую бутылку коньяка и закуску. Потом, взглянув на часы, убедилась, что в запасе у меня еще имеется несколько минут, и взяла заветный мешочек в надежде на то, что на сей-то раз мне должно бы выпасть что-то более конкретное, например, подсказка, куда дальше двигаться. Я задумалась на минуту о Старцеве, его смерти, его друзьях… Ведь несмотря на то, что я знаю, я не знаю ничего… Да, прав был дядька Сократ… Я потрясла костяшки и метнула их на стол.

«31+12+20»… Доигрались… Кости выдали мне на сей раз самый философский из всех возможных вариантов, который начинался (дай бог памяти!) так: «Разве то, что человек может узнать, — то, что он должен узнать?» — многозначительно вопрошали они. Согласитесь, начало интригующее, хотя и довольно безнадежное. А заканчивалось послание так: «Не будьте чрезмерно любопытны». Ну, просто шик и блеск, да еще и красота, не находите?

И понадобилось же мне вспоминать Сократа! Да, оракул из меня сегодня не ахти. Впрочем, не только сегодня и не только оракул… Меня вдруг снова охватила безнадега. Денек-то сегодня выдался… Что же делать-то? И кто виноват? Да и вообще, не повезло мне с делом-то, ох как не повезло…

Словом, к тому моменту, когда Лукашов позвонил в мою дверь, опоздав при этом на семь минут, я была полностью настроена на философский лад. Меланхоличность моего взгляда явно озадачила Андрея.

— Привет, — печально вымолвила я. — Проходи… те.

Я, честно говоря, думала, что он, как истинный интеллигент, не заметит моей как бы случайной оговорки, но куда там! Похоже, он только ее и ждал, поскольку в его глазах что-то таинственно сверкнуло, и он, изо всех сил стараясь быть печальным, тоже вымолвил:

— Может, на «ты»? — и скользнул взглядом куда-то мимо меня.

Я же успела так «самоуглубиться», что в ответ только коротко кивнула и указала направление, в котором Лукашов и двинулся. Войдя в комнату и окинув ее довольно придирчивым, как мне показалось, взглядом, он смело направился к моему любимому креслу, остановился, вопросительно взглянул на меня, видимо, счел, что я не против (чего?), и, дождавшись для приличия, когда я опущусь на диван, прямо-таки плюхнулся в креслице.

Я же, закурив, хмуро уставилась на стену позади него, думая о том, как же все-таки несправедливо устроена Вселенная… А попутно следя за Лукашовым. Он внимательно на меня посмотрел. Изучающе, я бы сказала. Он явно был растерян, что, признаться, меня только порадовало. Я сидела почти не двигаясь, медленно куря сигарету. Лукашов заерзал в кресле. Ага, значит, нервничает. Ну, что ж… Хорошо.

«А что, собственно, мы с вами выиграем, Танюша, — обратилась я сама к себе, — если и дальше будем изображать из себя мумию? Сподвигнет ли наш очаровательный вид господина Лукашова на откровения, кои вы жаждете от него получить?» Я скосила глаза на Андрея и подумала, что вряд ли. Однако почему-то упрямо продолжала изображать из себя сфинкса или что-то в этом роде. На меня словно столбняк какой напал. Ах, да! Коньячный, какой же еще? Релаксация называется, твою же мать!

Наконец, пересилив свое «релаксирующее» оцепенение, я решила прекратить этот дурацкий фарс, тем более что Лукашов заметно нервничал, сбитый с панталыку моим поведением. Я подумала, что это, наверное, даже хорошо, поскольку сильно смахивает на психологическую атаку, — противник дезорганизован, а нам того и надо. Я перевела взгляд на настенные часы — а прошло-то всего ничего, минут пять, не больше, но у Андрея, похоже, почва из-под ног уже ускользнула. Еще бы! Готовился к разговору с докучливой сыщицей, а попал… на внеплановую медитацию? Выходит, так… Я хотела было уже брякнуть что-нибудь типа: «Шутка!», поскольку в глазах Лукашова, ярко-синих при данном освещении, явно прочитывалось беспокойство, но он меня опередил.

— Таня, давайте поговорим, — как-то даже умоляюще начал он. Я от удивления даже присвистнула. Про себя, конечно. — Вы ведь…

— Ты, — машинально поправила я. Мне отчего-то начинала нравиться игра. То бишь «атака». Он почему-то опешил:

— Что?..

— Я говорю «ты». Мы же перешли на «ты». — Я боялась, что расхохочусь в самый неподходящий момент. У Лукашова был просто презабавный вид. Он был растерян, это точно, и, по всей видимости, не знал, как себя вести.

«Так тебе и надо! — злорадно подумала я. — Будешь знать, как порядочного детектива за нос водить!» Андрей вздохнул, взял мою руку в свои интеллигентные ладони и тоном, каким разговаривают с ребенком или с пациентом психдиспансера, начал мне что-то говорить. Что именно, я почему-то поняла далеко не сразу…

Меня ни с того, казалось бы, ни с сего охватила какая-то непонятно откуда взявшаяся истома, которая стремительно разлилась по моим вдруг затрепетавшим жилам. Мне стало так хорошо, что я даже зажмурилась от удовольствия. Только бы этот приятный, тихий голос не смолкал, а руки не выпускали из своего плена мою ладонь… Честно! Я даже не думала, не гадала и уж совсем никак не ожидала, что прикосновение этого интеллигента способно вызвать во мне такие неоднозначные чувства. Да уж, попалась птичка… Точно…

Хотя, возможно, это была всего лишь запоздалая реакция на стресс. И на коньяк. И, очень может быть, на мужчину… Какого? Да откуда же я знаю! Какого-то из них. Это точно.

А Лукашов продолжал мне что-то говорить. Вначале я была так ошеломлена тем, что со мной случилось, что даже не было никаких сил — да и желания — понять, что он там мне втирает. Зато когда сквозь серебристый туман до меня стали доходить сначала отдельные слова, потом — фразы, а затем наконец-то и смысл, я распахнула глаза, что называется, во всю ширь и буквально подскочила в кресле, заставив Лукашова шарахнуться в сторону.

Теперь уже я цепко держала его за руку и, пригвоздив к месту своим пылающим взглядом, грозно потребовала:

— Повтори!

— Что?.. — не понял он.

Я сообразила, что была сейчас буквально в отключке, и если не приму сейчас срочные меры, то и Лукашову, по всей видимости, грозит «выход в астрал». И его бессмысленный взгляд это подтвердил. Поэтому я скорехонько плеснула ему коньячку, он безропотно выпил. Я, ругая себя предпоследними словами, — не подумайте, что вслух, — стала терпеливо ждать, когда он придет в себя и мы сможем-таки толково поговорить. Вот тебе, Таня, и философский взгляд! Йога ты недобитая!