— Пустяк? Ты это серьезно? Она живет с тобой под одной крышей! — прошипела Эрин.

— Да, я это совершенно серьезно. Чего ты разошлась? Ты же не моя девушка.

А вот это он зря сказал. Эрин резко развернулась, подняв веер брызг, и поплыла к краю бассейна. Когда она начала вылезать, Коул простонал и поплыл за ней.

— Детка, ну прекращай злиться. — Он попытался утянуть Эрин обратно в бассейн.

Она сбросила его руку.

— Не называй меня так, пока не начнешь вести себя как мой парень. Я уезжаю. — Эрин разъяренно подхватила с лежака свою сумочку, сбежала по лестнице террасы на задний двор и скрылась за углом дома.

Наступила тишина. В это мгновение я поняла, что Натан кое в чем был неправ насчет девушек в Вэлли-Вью. Эрин очень даже не нравилось поведение Коула. Возможно, для меня все не так уж и плохо.

Коул раздраженно шлепнул по воде ладонью и пробежал мокрыми пальцами по волосам. Даже с такого расстояния я видела, что его губы кривятся от злости. Словно почувствовав мой взгляд, он посмотрел на мое окно. Я вовремя успела пригнуться и с бешено стучащим сердцем отступила к кровати, подальше от окна.

Заглянув в следующую коробку, я поняла, что с распаковкой покончено. Внутри лежала лишь одна вещь, которой нужно было найти место в новом доме, и я уже точно знала, куда ее поставить. Из золотистой ажурной рамки на меня смотрела мама — это была наша с ней фотография. Я поставила ее на комод, рядом с остальными снимками, и сделала шаг назад, чтобы полюбоваться на них.

С самого моего детства окружающие твердили, что мы с мамой очень похожи, но я не видела большого сходства. «Это все из-за волос», — объясняла я. У меня такие же волосы. Мама смеялась, когда нас сравнивали: она считала нас не просто непохожими, а совершенно разными.

Такими мы и были.

Взрослея, я довольно быстро осознала, сколь сильно отличается моя жизнь от жизни других людей, большинство которых владеет одним домом, а не четырьмя загородными виллами в разных уголках мира, да еще двумя пляжными — на Восточном и Западном побережьях, — плюс роскошным пентхаусом на Верхнем Ист-Сайде в Манхэттене.

В первом классе я пошла в гости к однокласснице, чтобы позаниматься совместным научным проектом, и поразилась тому, что у нее есть домашние обязанности. За меня все делали горничные: складывали и развешивали мою одежду, убирали тарелки со стола. А еще не у всех есть личные водители — большинство людей сами водят машину. А частный самолет? Тоже необычное дело. Мой папа был олицетворением успеха, и мне нужно было соответствовать. Во всем.

Я пыталась. Ради мамы. В девятом классе у меня была лучшая успеваемость, к тому же я стала президентом школьного совета и главным редактором ежегодника. В летние месяцы я стажировалась в папиной компании, одновременно помогая маме с подготовкой осеннего благотворительного бала.

Моя жизнь всегда была насыщенной, но никогда — хаотичной и неуправляемой. Я жила по графику, расписанному поминутно в моем маленьком черном ежедневнике. Маму раздражали мои вечные списки. Любое мало-мальское дело: украшение комнаты, выполнение вечерних уроков — я вносила в упорядоченный список дел. Самые важные дела стояли вверху, и, доходя до низа, я могла быть уверенной, что ничего не забыла. Ведь так неприятно, когда что-то незапланированное или недостаточно продуманное путает карты и все усложняет.

Так вот, в то время как я была предусмотрительной и осторожной, стремящейся к невозможной абстракции — совершенству, мама представляла собой полную мою противоположность: безумная, импульсивная, беспечная. «Дизайн одежды от Джоул & Ховард» неспроста был одним из популярнейших домов моды Манхэттена: Анджелина Ховард рисковала без оглядки. «Джеки, — говорила она, — невозможно контролировать все. Препятствия и неожиданные столкновения — часть жизненного пути».

Я с ней не соглашалась. Можно учесть абсолютно все. Нужно лишь составить план и подготовиться. Как можно предпочесть хаос контролю?

— Джеки! — позвал кто-то, прервав мои мысли.

Дверь приоткрылась, и я увидела через щелку стоящего в коридоре Алекса.

— Да. — Я распахнула дверь полностью.

— Мама спрашивает, чем заправлять твой салат. Какую заправку ты любишь?

— Любую.

— Хорошо. Ужин будет готов через десять минут. — Алекс отвернулся.

— Подожди, не уходи! — Я развернулась и подхватила с постели том Шекспира. — Держи, — протянула ему книгу.

— Что это? — взглянул он на обложку.

— «Сон в летнюю ночь». Забыл? Я читаю твою книгу, ты — мою.

— Точно, — широко улыбнулся Алекс, — обмен.

— Итак, мальчики, — начала Кэтрин, разомкнув ладони после прочитанной Джорджем перед ужином молитвы. За столом сидели все, кроме Уилла, уехавшего вчера к себе. — Признавайтесь, кто свернул в ванной палку со шторой.

Я чуть не уронила тарелку, которую протянула Натану, чтобы он положил мне картофельное пюре. За всеми событиями дня я как-то позабыла об утреннем инциденте. Парни засмеялись: они знали! Джек с Джорданом, должно быть, показали им запись, на которой я мчусь из ванной в комнату. Так и представляю, как они сгрудились вокруг маленькой камеры, смеясь надо мной.

— Даже не пытайтесь обвинить в этом Зака и Бенни, как в тот раз с макаронами в стиральной машине. У них неоспоримое алиби — они ездили со мной к зубному.

— Я знаю, кто это сделал. — Ли будто только и ждал ее вопроса, судя по тому, с какой готовностью ответил на него.

Не дождавшись от него пояснений, Кэтрин сжала губы.

— Кто?

Ли поднял кружку с водой и раздражающе долго пил.

— Не люблю сплетничать, — наконец сказал он, поставив кружку на стол. — Почему бы тебе не спросить у Джеки? — И развернулся ко мне. В его глазах читалось злобное удовлетворение.

— Джеки? — рассмеялась Кэтрин и покачала головой. — Давно уже не слышала подобной нелепицы.

Я не знала, что сказать. Намек Ли на то, что я сорвала чужую шторку для ванной, действительно звучал смехотворно, но ведь он был прав. Лгать я не привыкла.

— Прости, Кэтрин, — понурилась я.

Она вскинула голову, чтобы посмотреть на меня.

— Джеки… — Кэтрин