а операции разведки сводились к пропаганде и поиску агентов влияния. Естественно, насущно требовалось объективно освещать внутреннюю обстановку в стране, но в начале 1920-х годов ВЧК/ГПУ располагало по Великобритании единственным источником сомнительного качества, которым являлся корреспондент газеты “Манчестер Гардиан” Артур Рэнсом, проживавший вначале в Москве, затем в Риге, и женатый на секретарше наркомвоена Троцкого. Он сделал очень многое для создания в общественном мнении привлекательного образа Советской России, а также снабжал Москву столь необходимыми сведениями о линии Лондона во внешней политике, хотя и не был посвящен в какие-либо серьезные секреты своего правительства. К сожалению, совершенно иначе действовал Коминтерн, развернувший широкую пропагандистскую деятельность по подрыву государственного строя Великобритании, тайно финансировавший рабочее и коммунистическое движение и провоцировавший профсоюзы на забастовочную активность. Его функционеры первоначально являлись совершенными дилетантами в тайных операциях и не имели представления о подлинной конспирации, в противном случае они не стали бы откровенно формулировать свои цели и задачи даже в закрытой переписке. Обоснованно опасаясь компрометации дореволюционных шифров, советская сторона и, следовательно, Коминтерн отказались от их использования, однако из-за низкой квалификации персонала новые шифр-системы были примитивными, слабо стойкими и раскрывались без особых затруднений. Как известно, последствия не заставили себя ждать, ибо Британия всегда заслуженно славилась своими дешифровальщиками. Все ранее описанные события периода 1921–1923 годов, от спровоцированной утечки материалов в газету “Таймс” до “ультиматума Керзона”, имели в своей основе результаты вскрытия советских шифров и кодов.

Долго такая конфронтация длиться не могла. Хотя правительство консерваторов по-прежнему упорно сопротивлялось признанию Советского Союза, экономика властно диктовала политике свои требования. Русский рынок требовался Британии, как воздух. Лес, зерно, руда готовы были хлынуть в Англию по демпинговым ценам в обмен на продукцию машиностроения, но СССР медлил и требовал своего признания де юре. Эта ситуация помогла придти к власти лейбористам, сформировавшим кабинет под руководством Рамсея Макдональда, одной из первых внешнеполитических акций которого стало установление отношений с Советским Союзом. 2 февраля 1924 года британский официальный агент в Москве Ходжсон вручил НКИД ноту, провозглашавшую, что британское правительство “признает Союз Советских Социалистических Республик как правительство де юре тех территорий бывшей Российской империи, которые признают его власть”[21]. Дипломаты успешно выполнили свою задачу, и с тем большей энергией СССР развернул тайные операции против признавшей его страны, хотя еще в июне 1923 года Наркоминдел заверял: “Советское правительство обязуется не поддерживать ни в материальной, ни в какой-либо другой форме отдельных лиц, групп, агентов или учреждений, стремящихся распространить недовольство или вызвать восстание в какой-либо части Британской империи”[22]. Это, естественно, оказалось беззастенчивой ложью, но не составляло особого секрета для Лондона, черпавшего сведения как в метрополии, так и с периферии. Одним из таких источников информации служило Индийское разведывательное бюро (ИИБ), позднее переименованное в Индийскую политическую разведку (ИПИ), которой руководили с 1919 по 1924 год Сесил Кей, а с 1924 по 1931 год будущий начальник МИ-5 Дэвид Петри. Эта занимавшаяся в основном вопросами безопасности секретная служба доминиона номинально подчинялась Разведывательному бюро министерства внутренних дел правительства Индии, а фактически — Общественному и судебному управлению министерства по делам Индии. Задачей ИПИ являлось наблюдение за подрывными индийскими элементами (коммунистами, националистами и террористами), действующими за пределами территории Индии. Индийская политическая разведка подчинялась министру по делам Индии. Ее весьма плотно курировали СИС и МИ-5, причем последняя держала в Дели для этой цели специального офицера по связям в области безопасности (ДАО). Специалисты из ИПИ небезосновательно полагали, что в Индии существовали две сети советской разведки. По их мнению, первую из них возглавлял известный индийский националист Манабендра Натх Рой, вторая же под руководством “некоего товарища Гэмпера или Хэмпера” получала директивы с Дальнего Востока. Тем не менее, реализовать свои разработки ИПИ не сумела, и все так и осталось не выясненным до конца, хотя в Афганистане, Индии и других странах региона советская активность прослеживалась весьма отчетливо. Справедливости ради следует отметать, что, несмотря на массированную пропаганду, ни один случай прямого участия агентов британской разведки в операциях басмачей на территории советских среднеазиатских республик также не был доказан документально.

Вообще же политика СССР по отношению к Британии была тогда более чем странной и нелогичной. Идеология явно преобладала над здравым смыслом, ибо нелепо добиваться от какой-либо государства официального признания своего правительства и одновременно активно веста против него подрывную пропаганду и финансировать враждебные ему силы, причем даже не особенно скрывая это, а лишь отрицая официально. В переписке, защищенной шифрсистемами заведомо слабой стойкости, советская сторона постоянно разглашала свои сокровеннейшие секреты и грубо оскорбляла британское правительство. Ллойд Джорджа последнее лишь веселило, зато Керзон и Черчилль в аналогичных случаях рвали и метали и требовали применить в отношении СССР самые жесткие санкции. При другом подходе советская разведка смогла бы создать в стране прочные оперативные позиции для работы не только по самой Великобритании, но и по множеству других направлений, учитывая огромное количество находившихся там иностранных посольств, миссий, торговых представительств и фирм. Однако все случилось именно так, а не иначе, и вскоре англо-советские отношения перешли к периодам то скрытой, то явной враждебности. Москва боялась коварного Альбиона, а Лондон не менее опасался агрессивных большевиков. На массированную британскую пропаганду СССР ответил шагом, имевшим в сфере тайной войны поистине историческое значение. 11 января 1923 года по предложению заместителя председателя ОГПУ И. С. Уншлихта и в соответствии с директивой Политбюро было создано специальное межведомственное Бюро по дезинформации, в состав которого вошли представители ОГПУ, ЦК РКП (б), НКИД, РВСР и Разведупра РККА. Это положило начало одному из важнейших направлений деятельности советской внешней разведки — активным мероприятиям, то есть целенаправленным акциям для введения в заблуждение противника и для получения его выгодной реакции, недостижимой без специально проведенного воздействия. Идея возникла в ходе операции “Трест” для осуществления работы тактического уровня, а именно дезинформации польской разведки. Согласно первоначальному замыслу, изложенному в записке Уншлихта в Политбюро от 22 декабря 1922 года № 26723/с, область действия новой структуры ограничивалась постановкой систематической дезинформационной работы для противодействия иностранным спецслужбам. Он писал: “В задачи бюро должно входить: 1) учет поступающих как в ГПУ, так и в Разведупр и другие учреждения сведений о степени осведомленности иностранных разведок о России, 2) учет характера сведений, интересующих противника, 3) выяснение степени осведомленности противника о нас, 4) составление и техническое изготовление целого ряда ложных сведений и документов, дающих неправильное представление противникам о внутреннем положении России, об организации и состоянии Красной Армии, о политической работе руководящих партийных и советских