— Вас опекает герцог Олимпия. — Эшленд сказал это чуть резче, чем намеревался. Ему прискорбно недостает практики. «Сдерживайте свои чувства, мой мальчик, — прозвучал в голове знакомый голос. — Вы — человек великих животных страстей. Это ваша сила и одновременно ваша слабость».

— Многие другие тоже пользуются покровительством великих мира сего. Кроме того, я не особенно честолюбив. — Гримсби сделал еще глоток шерри, словно пытаясь скрыть смущение. — Мне не хочется становиться деловым человеком и отвечать за что-то важное. Мне нужны всего лишь книги и достаточно денег, чтобы содержать себя.

— А жена? Семья? Вы не желаете этих утешений?

— Я… полагаю, да. — Из-под бакенбард Гримсби растекался румянец. — Когда-нибудь.

— И вас не тянет к женскому обществу?

— Похоже, не так сильно, как вас.

Все это время Эшленд попивал шерри и теперь покрутил в пальцах пустой бокал.

— Вы не одобряете моей сегодняшней поездки?

— Это не мое дело. — Гримсби посмотрел на лежавшую перед ним книгу и провел пальцем по корешку. — Полагаю, для вас это более чем естественно… физическая потребность…

— Я полностью вас понимаю, мистер Гримсби. Остается только надеяться, что слухи о моей ужасающей распущенности не достигнут ушей моего друга Олимпии. Боюсь, он этого не одобрит.

Гримсби резко вскинул голову.

— Разумеется, нет, ваша светлость! Мне бы такое и в голову не пришло!

Голос его звучал так потрясенно, был полон такого искреннего смятения, Гримсби настолько не уловил иронию в словах Эшленда, что герцог почувствовал себя словно подвешенным в воздухе, разрываемым между подозрением и восхищением. Он мягко произнес:

— В таком случае, прислав вас сюда, мой друг Олимпия просто оказал мне услугу от щедрого сердца?

— Я… боюсь, я не понимаю вас, сэр.

Эшленд встал. Голова его слегка закружилась, он покачнулся, но тут же выпрямился, поставил опустевший бокал на стол и увидел, как пламя свечи отражается от золотистых волос Гримсби, создавая над ними ореол.

— Это полная ерунда, мистер Гримсби. Боюсь, мой интеллект меня сегодня подводит.

Гримсби уже вставал из своего кресла.

— С вами все в порядке? Могу я чем-нибудь помочь?

— Со мной все прекрасно. Благодарю за беседу, мистер Гримсби. Надеюсь, мы сможем часто повторять это вечернее удовольствие, когда снаружи завоет зима. — Эшленд показал на окно.

— Вы уже уходите, ваша светлость?

— Да. — Эшленд всмотрелся в лицо Гримсби, в прищуренные глаза за стеклами очков, в крохотную озабоченную морщинку между бровями. Этот мальчик такой серьезный, такой мудрый и одновременно такой наивный. — Знаете, вы весьма интригующая личность, — рассеянно произнес он.

Рука Гримсби упала на книгу.

— Ничего подобного.

— Не могу не задаваться вопросом, не скрываете ли вы куда больше, чем показываете.

— Прошу прощения, что вы имеете в виду?

Эшленд выпрямился. Не следовало пить тот лишний бокал шерри, его тело к этому не привыкло. Но так приятно, когда твои мозги цепенеют, когда кровь опять поет, а в отсутствующей руке не ощущается ничего, кроме онемения.

— Я толком не знаю, что имел в виду, мистер Гримсби, — ответил он, улыбнулся, протянул руку и похлопал беднягу по изумленному подбородку. — Но я непременно это выясню.

Дверь за внушительной фигурой герцога Эшленда затворилась. Эмили рухнула в кресло. Она закрыла глаза, но его лицо по-прежнему стояло перед ней — черная повязка на гладкой коже, единственный ярко-голубой глаз внимательно изучает ее.

«Знаете, вы весьма интригующая личность».

Эмили глубоко вдохнула. Ей кажется, или она действительно все еще чует его запах? Немного шерри, дикий ветер с болот, теплая шерсть, аромат пряного мыла — скорее всего сандаловое дерево. А может быть, это она сама. Эмили подняла руку и принюхалась к рукаву.

Нет, от нее ничем таким не пахнет.

Сердце все еще быстро колотилось в груди, кончики пальцев щипало. Да что за дьявольщина с ней творится? Этот высокий крупный человек со своим пронзительным глазом, изуродованным лицом и пустой манжетой — боже милостивый, уж не влюблена ли она в него? В герцога Эшленда, всего два часа как выбравшегося из постели какой-то проститутки, сидевшего тут с вытянутыми ногами и с волосами, бело светившимися в полумраке библиотеки?

Эмили снова подняла руку и притронулась к подбородку. Она ощущала герцога, чувствовала, как затрепетали ее жилы, когда он потянулся к ней, когда ее кожа предвкушала его прикосновение. Она, Эмили, хладнокровная и любящая науку, принцесса Германии!

Издалека послышался приглушенный топот — Эшленд поднимается по лестнице.

«Но я непременно это выясню».

Эмили схватила свой бокал с шерри и осушила его.

Это будет очень долгая зима.

За два дня до Рождества

Общая комната в «Наковальне» была, как обычно, переполнена, на что Эмили и рассчитывала. Она крепче сжала рюкзак, стараясь вдыхать спертый сырой воздух как можно поверхностнее. Мужчины вокруг хохотали, сквернословили, ели и пили. У стены дымил очаг. Трактирщица Роза вечно с кучей кружек в руках поспевала всюду, браня пристающих к ней посетителей.

Эмили внимательно наблюдала за ней. Когда та нырнула в соседнюю комнатку, чтобы снова наполнить кружки, Эмили вошла следом.

— Мне нужна комната, — негромко произнесла она и протянула ладонь, на которой тускло блеснул золотой соверен, поймавший свет старомодного фонаря, качавшегося над головой. — Отдельная комната, поближе к черной лестнице.

Роза уставилась на соверен, потом на Эмили.

— С девушкой или без?

В крохотной комнате не было никакой мебели, кроме кровати, заполнявшей все пространство, но Эмили в мебели и не нуждалась. Она положила рюкзак, откинула клапан и разделась до подштанников, несмотря на холод.

Сначала сорочку, затем корсет. С завязками пришлось потрудиться, но Эмили выбирала корсет очень тщательно, помня, что никакая камеристка ей не поможет. Нижние юбки и прочные полуботинки. Замерзшие пальцы возились с застежками долго, но справились и с ними.

Платье в рюкзаке помялось, как ни старалась она сложить его аккуратно. Оно застегивалось спереди, потому что ей ни за что не удалось бы застегнуть его на спине. Несколько мгновений Эмили просто наслаждалась ощущением тонкой шерсти на теле, тем, как ткань облегает бедра, как очаровательно тяжело взвиваются юбки вокруг ног. Конечно, турнюра у нее не было, но в конце концов это просто деревня.

В завершение она снова сунула руку в рюкзак и вытащила два последних предмета: маленькую шляпку и большой шиньон, сделанный из густой золотистой копны ее собственных волос, отрезанных ножницами мисс Динглеби всего месяц назад. Эмили убрала свои короткие волосы назад, приколола шиньон и надела шляпку.