Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тяжело в госпитале?
Вопрос был глупый, но я не удержалась.
– А где легко? – Зина оказалась не прочь поговорить. – Мы из Ташкента приехали, там все плохо. Тут тоже не очень, но хотя бы у мужа работа есть. Он плиточник, дома такие изразцы выкладывал – загляденье, а тут в новостройках кафель кладет. Деньги платят, так и живем. Детей там, дома, на стариков оставили, сможем сами что-то снимать – заберем их. Сейчас в Саларьево живем, знаешь такое? Две комнаты, шестнадцать человек…
– Ого! – обронила я, чтобы хоть что-то сказать.
– Мужчины приходят-уходят, спят по очереди, – кивнула Зина. – Я не могу там все время сидеть, а работы нет. Пришла сюда, потому что знакомая девушка сказала – тут официально не платят, но деньги есть.
– По пятьсот рублей от родственников больных? – не удержалась я.
Зина посмотрела на меня косо и последней долгой затяжкой спалила сигарету до фильтра.
– У меня так, да. А другие бригадой работают, две смены по десять человек, у них координаторы – это вроде как прорабы на стройке. Заказы берут, работу и деньги распределяют. Но у них все свои, меня не взяли – чужая, мало ли…
Она уронила и затоптала окурок, а потом засобиралась:
– Пойду я, чтобы не опаздывать. Значит, Наталья Кузнецова, я запомнила. Позвоню, когда смогу.
Я проводила удаляющуюся фигуру взглядом, потопталась на месте, похлопала себя по бокам – замерзла. Подумав, вернулась в машину. В ожидании звонка от Зины я поискала в Интернете информацию о волонтерах в красных зонах.
Нашла большое интервью мужчины-координатора и почитала. Естественно, о том, что за свои услуги волонтеры берут с пациентов и их родственников деньги, в СМИ не было ни слова. Но я хотя бы уяснила для себя, что именно делают в госпитале добровольные помощники.
Оказывается, их главная цель – оказывать моральную поддержку пациентам, в первую очередь пожилым и маломобильным. Говорить с ними, слушать, передавать их просьбы и пожелания руководству. Еще волонтеры занимаются тем, что меняют лежачим больным памперсы, перестилают постели, могут отрегулировать кровать, привезти еду, накормить пациента, отвезти его на процедуры.
Студенты-медики выполняют простые медицинские манипуляции, например, ставят градусники, измеряют давление, следят за капельницами.
В общем, дел у волонтеров очень много. Причем иногда они распространяются и за пределы госпиталя. Могут на своем транспорте доставить выздоровевшего пациента домой. Помогают, если нужно, связаться с родственниками, даже найти их – оказывается, при Красном Кресте есть служба розыска людей.
Разве жалко отдать пятьсот рублей одному из таких разнообразно полезных помощников?
Я вспомнила прайс, присланный мне доктором-коммерсантом, и решила, что у Зины из Ташкента еще гуманный ценник.
Мои размышления прервал звонок мобильного. Я посмотрела на дисплей – входящий номер опять незнакомый.
– Алло?
– Говна полкило! – бешено рявкнули мне в ухо.
Я бы упала, если бы не сидела. У меня аж ноги отнялись: голос был один-в-один как у моей родной бабушки, Царство ей Небесное! И ругательство, выражающее высшую степень праведного негодования, то же самое! Бабуля никогда не материлась, но вот такие цветистые выражения в сердцах порой употребляла.
– Ба? – вякнула я, ощущая слабость и даже головокружение.
– Лена! Ты мне сестра или кто?! Давай спасай меня!
– Натка?! – Я так обрадовалась, что чуть не заплакала. – Ты уже вышла из комы?!
– Чего? Из какой еще комы? Я из себя вышла, Лена! И из больничного бокса еще, но это временно, поговорю с тобой – и придется вернуться. Лен, тут расценки конские – тыща налом за минуту разговора, так что давай по-быстрому. Самое главное: я в норме, даже живот не болит. Клянусь, это ошибка какая-то, нет у меня ковида! Поднимай всех, кого можешь, вытаскивайте меня из этого чумного городища, пока не поздно!
– Вытащу! – твердо пообещала я, свободной рукой стирая непрошеные слезы: не время нюни распускать, надо решительно действовать! – Ты только сиди там тихо, по госпиталю не разгуливай, заразу не цепляй. Держись, я все устрою!
– Присядьте. – Главврач Коляда кивнул на стул в начале длинного стола, за дальним концом которого помещался он сам.
Я послушно плюхнулась на полумягкое сиденье – бочком, в полнейшей готовности моментально подскочить и снова бежать, куда пошлют.
Меня сегодня уже много раз посылали, в том числе в процедурный кабинет, где сделали тест на ковид. Он оказался отрицательным, что не могло не радовать. Тем не менее я ни на секунду не снимала маску и перчатки, обходила встречных по широкой дуге и старалась ни к чему не прикасаться.
– Создали вы проблему, будто мало их у меня. – Хозяин кабинета снял очки и потер переносицу.
Без очков его лицо утратило всякий намек на интеллигентность. Видный ученый, академик, главврач ковидного госпиталя на полторы тысячи коек Сергей Сергеевич Коляда больше всего походил на бывшего спортсмена-борца: огромный, широкоплечий, с круглой бритой головой и бычьей шеей. Вдобавок без окуляров стало отчетливо видно, что лицо его все в складках и красных пятнах – отметинах от защитной маски, не снимаемой долгими часами.
– Простите, – пискнула я.
– Бог простит, – отмахнулся Сергей Сергеевич.
Голос у него был басовитый, приглушенно рокочущий, ровный. Скрытое раздражение выдал только резкий жест, которым академик отбросил на стол очки.
– Вы понимаете, что таким образом мы создаем нехороший прецедент? – Он посмотрел на меня и вздохнул.
– Я понимаю в прецедентах, я судья. – Я сделала попытку пошутить и заискивающе улыбнулась, а академик только дернул сизой от проступающей щетины щекой.
– Сиди криво, а суди прямо, – проворчал он.
То ли просто процитировал пришедшуюся к слову народную мудрость, то ли тоже пошутил, заметив мою неловкую позу. Я устроилась на стуле поудобнее.
– Я не могу сражаться со всеми разом. – Сергей Сергеевич кивнул на потолок, как бы показывая, где те находятся, кому приходится противостоять.
Из горздрава все-таки позвонили, сообразила я, приободряясь.
– Я тут с заразой борюсь, а на меня третья власть наседает, – пожаловался главврач.
Плевакин тоже звонил, поняла я. Все знают: первой, второй и третьей властями являются, соответственно, законодательная, исполнительная и судебная ветви.
– Ну, ладно. – Сергей Сергеевич откашлялся и взял со стола бумаги. – У нас сейчас имеются две Натальи Кузнецовых, что, замечу, не удивительно: и имя, и фамилия – самые распространенные в России. – Он хмыкнул, разделил бумаги надвое, по одной в каждую руку, посмотрел на левую, на правую, а потом на меня: – Вы какую выбираете? Одна Наталья Кузнецова тридцати пяти лет, вторая – пятидесяти трех…