– Ладно. Будут вам улики.

По пути в ГЖУ[29] сыщик решил зайти к городовому врачу Помилуйко. Он подписал заключение о вскрытии трупа несчастной кокотки. Лыкова заинтересовала там одна фраза: «Судя по всему, преступник был очень высокого росту». Бумага появилась лишь вчера в конце дня. Руга – вот молодец! – лично принес ее питерцу в номер. Теперь предстояло выяснить, почему эскулап сделал такой вывод.

Помилуйко оказался жовиальным толстяком с белесыми усами и бровями. Узнав, кто перед ним и что нужно гостю, он пояснил:

– Характер ножевых ранений определенно на это указывает. Жертва для женского пола была вовсе не миниатюрная. Ростом примерно как вы или как я. А клинок вошел в ее тело сверху.

– Ну и что? – возразил сыщик. – Убийца замахнулся, подняв руку с ножом над головой. Вот и вышел удар сверху вниз.

– Нет, в этом случае он и ткань бы рассек сверху вниз, по нисходящей. Рана была бы колото-резаная. А она колотая. Тут были сильные и точные выпады. А в живот вообще нельзя ударить сверху вниз, как вы говорите. Тот, кто резал жертву, не мог иначе примериться. Или ему пришлось бы убивать ее, сидя на стуле, а это неудобно.

– Очень большого он роста?

– Колоссального!

Статский советник обрадовался:

– Такого детину издалека видать! Лучшая примета.

Доктор передернул плечами, как недавно следователь:

– Бр-р… Такой должен быть очень силен. И ходит сейчас по городу, я прав?

– Возможно, если не уехал. А вместо него в тюрьме сидит невиновный человек. Доктор, вы абсолютно уверены в этом?

– Обижаете, я свое дело знаю. Могу даже назвать рост убийцы: не менее тринадцати вершков[30]. Если не больше.

– Отлично. Дайте мне официальное заключение на этот счет. Лучше прямо сейчас, я подожду.

Помилуйко не стал упираться, сел и быстро написал требуемую бумагу.

– Следователь Резников меня знает, вопросов не возникнет, – сказал он, протягивая сыщику заключение.

Тот поблагодарил врача и помчался обратно в Окружный суд. По счастью, Дмитрий Наркизович был на месте.

– Господин коллежский асессор, немедленно освободите из-под стражи другого коллежского асессора, – потребовал питерец с порога, с трудом сдерживая радость.

Резников оторвался от писанины и сказал недоверчиво:

– Мы расстались три четверти часа назад. Я попросил вас найти еще улики. Вы обещали. И что? Нашли? Так быстро?

– Именно.

– На дороге, что ли, они валялись?

Лыков протянул следователю сначала заключение о смерти Мапететт, а затем особое разъяснение насчет роста преступника. Тот дважды перечитал бумаги и удивленно вскинул брови:

– Вот это новость… Теперь да, теперь очевидно. С этим не поспоришь. Даже прокурор отступится. Ай да Помилуйко!

Дмитрий Наркизович оформил распоряжение на имя начальника губернской тюрьмы титулярного советника Мальковского, лично записал его в исходящую книгу и вручил сыщику:

– Ну, с Богом!

Лыков хотел успеть до завершения присутственных часов и попросил следователя телефонировать в тюрьму. Тот сразу набрал Мальковского и сказал в трубку:

– Василий Капитонович, к вам скоро подъедет статский советник Лыков. Нет, вы его не знаете, он из Петербурга, чиновник особых поручений Департамента полиции. Да, по делу подследственного арестанта Азвестопуло. Лыков заберет у вас упомянутого арестанта, поскольку только что доказал мне его невиновность. Распоряжение я дал. Никуда не уходите, ждите его высокородие. Можете пока приготовить Азвестопуло. Пусть принесут из цейхгауза его вещи, причешите человека. И оформите два пропуска: один на вход в тюрьму и два на выход. Выполняйте!

Положив трубку на рычаги, Резников встал и крепко пожал статскому советнику руку:

– Очень рад за вашего помощника, что так быстро все разъяснилось. Но только пусть он уезжает. Тут ему оставаться не стоит.

– Я понимаю. Спасибо!

Питерец поймал извозчика и помчался в Заднепровье. Оставил ваньку на углу Витебского шоссе и Тюремного переулка и вошел в каталажку. Там его уже ждали. В кабинете смотрителя сидел на стуле Азвестопуло, взволнованный, но державший себя в руках; рядом стоял чемодан.

– Ну, все готово? – властно спросил сыщик.

– Так точно, ваше высокородие, – ответил смотритель.

– Вот распоряжение следователя по важнейшим делам, он вам телефонировал. Сергей Манолович, у вас жалоб и претензий к тюремным властям нет? – официально обратился шеф к помощнику.

– Нет, Алексей Николаевич.

– Тогда поехали. Честь имею!

Два сыщика молча прошли через все караулы и сели в пролетку. Так же молча они доехали до гостиницы «Европейская», зашли в номер. Лыков запер дверь, Азвестопуло сел на стул и беззвучно зарыдал…

Через десять минут, выпив полстакана коньяка, он немного успокоился и спросил:

– Как вам это удалось?

Шеф рассказал ход событий в подробностях. Заключил он так:

– Поужинаем, и уезжай домой.

– Я хочу помочь в дознании. Как вы один? А у меня к ним теперь личные счеты.

– Домой без разговоров. Ты тут так отличился, что советую всю оставшуюся жизнь объезжать Смоленск стороной.

– Еще чего! – возмутился Сергей. – Я ни в чем не виноват, меня подставили. Вы тоже в Литовском замке полгода просидели, вас же никто не гнал из Петербурга после этого.

– Меня не находили в окровавленных кальсонах возле трупа кокотки!

Азвестопуло сник. Лыков безжалостно продолжил:

– Езжай домой и сиди там тише воды ниже травы, пока я не поймаю настоящих убийц. Тебе еще придется приехать сюда на суд как свидетелю. Будешь давать показания при полном зале, как ты, женатый человек, явился с соболиным воротником к гулящей разводке. Молись, чтобы Мария не узнала. Ведь в газетах пропечатают, ты понимаешь это или нет?

– Дурак я, дурак… – опять заныл коллежский асессор. – Теперь пить – ни в рот ногой! А нельзя заочно показания дать? Чтобы не публично.

– Да я, понимаешь, наорал вчера на прокурора, – признался Лыков. – Но попробую договориться. Надо предъявить головорезов, тогда мне все простят.

Питерцы поужинали и отправились на вокзал. До поезда на Москву оставалось тридцать минут, когда статский советник дал помощнику секретное отношение Военного министерства:

– Вот что еще лежало в том конверте.