– Ух ты! Шпионаж!

– Именно так. Видишь, что написано? «Всего экземпляров тридцать. Экземпляр номер двадцать один». Это след. Передай документ генералу Таубе как можно быстрее. Объясни, откуда он взялся. Пусть скорее пришлют сюда офицера контрразведки. Лучше подполковника Продана – помнишь его?

– А то!

– Я пока отложу визит к жандармам, дождусь подкрепления.

– А мне никак нельзя будет вернуться сюда? Недели через две-три. Кулаки чешутся…

– Я подумаю. А теперь давай прощаться.

Утром Лыков ввалился в городское полицейское управление. Там скучал в одиночестве помощник полицмейстера. Увидев, что питерец улыбается, Руга спросил:

– С чего это у вас хорошее настроение?

– Азвестопуло освободили.

– Как?! Совсем?

– Из душегубов в чистую отставку!

И статский советник рассказал титулярному о перипетиях последних дней. Тот ахал и охал, потом долго разглядывал находки из конверта. Алексей Николаевич дал ему свести концы с концами и спросил в лоб:

– Кого из банкиров вы подозревали бы на моем месте? Белановича? Он управляющий и там, и там.

Руга запротестовал:

– Василий Арсеньевич не годится по характеру. Могу выдать в том заверенную справку.

– Тогда кто? Вы же знаете в Смоленске всех.

– Не всех, конечно, однако многих. А банковские служащие… Мы в полиции с ними редко пересекаемся.

– Владимир Эдуардович, давайте честно. Я поймал их на мошенничестве. Думаю, тут мотив для убийства Августы Мапететт.

– Шантажировала? А ведь иначе зачем ей хранить такие документы…

– Правильно. Так у кого она была на содержании? Вижу по вашему лицу, что вы уже догадались.

Помощник полицмейстера потер лоб, потом брякнул:

– А, чего его покрывать? Да, догадался. Это Люциан Болеславович Зарако-Зараковский.

– И кто же он?

– Оценщик Крестьянского поземельного и Дворянского земельного банков. Очень важный человек! Как оценит имение, так оно и будет стоить. Правление подписывает его цифры без проверки.

– А оценивает он в зависимости от того, сколько ему сунут в лапу? – предположил сыщик.

– Достоверно я этого не знаю. Но живет Люциан Болеславович не по средствам.

– И он состоял в отношениях с Августой Мапететт?

– Ходили такие слухи, – лаконично ответил титулярный советник.

– Надо провести расследование. Где ваш начальник?

– Гепнер? Думаю, он еще спит. Так рано его на службе не бывает.

– Ничего себе рано – десять часов, – возмутился Алексей Николаевич. – Ехал бы он поскорее в свой Киев, а то тут от него никакой пользы. Но что насчет расследования?

– Лучше поручить его жандармам, – предложил Руга. – А мы, общая полиция, поможем.

– Зарако-Зараковский – личность популярная?

– В кругах любителей рисовать на зеленом сукне цифры столбиком – весьма.

– Картежник?

– Заядлый.

– Если он имеет отношение к убийству Мапететт, как нам не спугнуть его своим расследованием?

Тут Владимир Эдуардович высказал здравое предложение:

– Пускай управляющий пошлет его в командировку по уездам. Дней на пять. За это время выясним его счета, круг общения, есть ли долги, движимое имущество, ценные бумаги и прочее.

– Верно. Но кто попросит об этом Белановича? Жандармы?

Руга протестующе помотал головой:

– Подполковник Пухловский? У них с управляющим взаимная неприязнь. Лучше всего, если бы Белановича приватно попросил об этом сам губернатор.

– С Кобеко я могу поговорить, – сразу рубанул Лыков. – Дмитрий Дмитриевич мне не откажет.

– Вот и поговорите. Если Азвестопуло освободили, очень скоро об этом узнает и пан Зараковский. Тогда он поймет, что открыто новое дознание и он под подозрением. Надо действовать быстро.

Лыков одобрил ход мыслей титулярного советника:

– Вы рассуждаете как заправский сыщик. Не хотите возглавить отделение после ухода Ткачева?

– Кобеко уже нашел ему замену – в Туле. Некий Моисеев. Да и не сыщик я вовсе, а бюрократ-администратор.

– Жаль, я бы вас натаскал, стали бы настоящим сыщиком. Ну, толкну пока Грундуля, я дал ему несколько поручений, пусть доложит, что удалось сделать. А вечером поговорю с Дмитрием Дмитриевичем. Пора взять пана Зараковского под лупу.

Алексей Николаевич отыскал надзирателя в комнате сыскного отделения на первом этаже. Тот писал рапорт. Увидев статского советника, коллежский регистратор встал:

– Здравия желаю, Алексей Николаевич. Вот, формулирую. Опрос жителей Офицерской слободы дал важные сведения.

– Люди видели двух незнакомцев? Один из которых – ухоженный пан, а второй колоссального роста?

Грундуль разинул рот:

– Но откуда?..

Питерец показал смолянину заключение городового врача Помилуйко. А затем сообщил, что обвиняемый-подозреваемый Азвестопуло уже и не подозреваемый, и не обвиняемый. И подъезжает сейчас к Бологому.

– А теперь прошу вас сообщить подробности. Высокого роста – примета знатная, слов нет. Но долговязых бандитов много. Цвет волос, прическа, голос, походка – что-нибудь известно?

– Кое-что узнать удалось. – Грундуль глянул в свои записи: – Да, очень высокий, корпусный, ходит вразвалку, заметно сутулится.

– Голова маленькая?

– Так точно. Алексей Николаич, вы, что ли, уже опознали кого по приметам?

– Пока нет, но подозрения копятся. А второй, похожий на пана?

Коллежский регистратор опять заглянул в листок:

– По второму почти нет сведений. Он был в надвинутой на лицо шляпе… Одет авантажно – вот что вспомнили сразу двое.

– Уходили они под утро?

– Еще в темноте, потому приметы такие расплывчатые.

Лыков прошелся по комнате, глянул в окно, потер виски.

– Так. Что еще? Выяснили, почему у Августы Мапететт не было дворника?

– Выяснили, что до недавнего времени он имелся. А потом уволился.

– Кто он и почему уволился? – остановился напротив надзирателя статский советник.

– Крестьянин Федор Иванов. Непременный член кабака, пьянь. Говорят, он теперь курьер в Окружном суде. Почему взял расчет – выясняем. Хочу с ним сегодня встретиться.

– А ломбарды, ювелиры, барыги?

– Ими занимается надзиратель Сапожников. К вечеру сделает вам доклад.