Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелькнула и показалась прямо напротив кирпичная стена, облитая кровью.
Ани. Ей выбили глаз. Вместо него появилась черно-алая дыра с втянутыми внутрь черными прядями волос.
Заныло плечо.
– Я отправлюсь в Край и выведу оттуда «сайлента», – сказал Сантана.
Грянуло фортепиано. Оно грохотало так, словно с горы катили камни. Иногда прорывалась жалобная музыкальная нотка и гибла сразу, задавленная бурным потоком аккордов.
На бочке, с которой давно увели крысу-пожарную, медленно кружилась другая крыса, воздев лапки кверху, словно в молитве. На ней была бумажная юбочка.
– Последних детей в мире осталось очень мало.
– Они умерли? – хрипло спросил я.
– Ага, – ухмыльнулся Сантана. – Умирают. Симбиоз такой сложности вам на пользу не пошел. Ты тоже наверняка обречен, так что мог быть повеселее, вместо того, чтобы сидеть здесь в обнимку с никуда не годными принципами.
– Крыса! Вальсирующая крыса! Всего пять центов! Кто даст больше?
– Первый шаг уже сделан, – сказал Сантана, – знаешь, какой? Следи за мыслью. Ты не ешь мясо. Но ты принес домой банку тушенки и накормил им меня.
– Но…
– Это то же самое, Марк.
– Купи крысу.
Сантана оглянулся.
– Вот эту? Танцующую?
– Мне кажется, это лучший экземпляр.
Крысу мы не купили, ее перехватил у нас Уолли, посчитавший, что она украсит собой его нору и привлечет народ.
Цена на нее поднялась до семидесяти центов, и Сантана сказал, что будь он проклят, если заплатит за помоечную плясунью почти доллар. Я не имел ничего против, пусть Сантана будет проклят, но купит крысу, но он не захотел.
Мы вышли с крысиного праздника через час, и я повел Сантану на экскурсию. Показал ему «Городской суп», мост – та еще достопримечательность. Под мостом кто-то спал, я перегнулся через перила и начал орать:
– Выходи! Иди сюда, солнцеликий амур!
Амур вылез, отряхнулся от очисток и потребовал пять центов за свое пробуждение.
Сантана сказал, что будь он проклят, и мы пошли дальше.
За городом стоял домишко фермера Бенни. Весной Бенни вспахивал три метра земли, зарывал в нее что ни попадя, а потом целый год бегал в город за водой. Покупал ведро и бежал обратно. Иногда ему удавалось вырастить травинку-другую, и Бенни очень этим гордился, хотя никогда не мог признать, что же такое он там вырастил. Я мог распознать, поэтому он меня очень уважал. В прошлый раз я видел у Бенни на огороде пучки вулканической травы и лопух, но он героически с ними расправился и умудрился вырастить салатный лист.
Мы повисли на заборчике, рассматривая желтый салат.
– Рай, ага, – сказал я. – В этих почвах чего-то не хватает, поливай не поливай.
Я уже не помнил, чего именно не хватает в почвах, но по сути все они совершенно бесплодны, в них не водятся даже черви. Просто водой дело не исправишь. Нужны баллоны с обогащающим раствором и высыпка сухого газа с климатических платформ.
Бенни вышел и пообещал прикончить меня, если этот чертов забор обвалится. Я слез и вздохнул:
– Вернемся? Возьмем у Кита еще вина.
Сантана сначала держался веселеньким, но чем больше я пил, тем мрачнее он становился.
Мы зашагали обратно, и он сказал:
– Марк, тебе нельзя тут оставаться.
– Правда?
– Ага. Этот городишко способен каждого превратить в вальсирующую крысу. Сюда не доходят новости, сюда не суются синдромеры.
– Ужас какой.
– Марк, ты же знаешь – каждое новое поколение живет меньше предыдущего. Скорее всего, последним детям отпущено не больше тридцати лет.
– Не доказано, – ответил я. – Первое поколение прожило черт-те сколько, потому что они были медлительными глупыми улитками. Второму просто не повезло, капитан не все вирусы учел при создании иммунитета. Третье обнаружило тот подземный склад с прилипчивой заразой… как ее?
– Не помню.
– …и прожило меньше второго, поскольку потравилось ей поголовно. Четвертое поколение оказалось зажато между придурками с автоматами, требующими наркоты, и синдромерами, которые повалили с юга. Не самые лучшие условия для жизни. Дело не в самом поколении, а в условиях. В этом городе у меня есть все шансы прожить до глубокой старости, как и у многих. Ты думаешь, здесь что-нибудь случается? Да никогда. Уолли повздорит с какой-нибудь пьянью из-за кубика льда. Денни потеряет тазик. Я здесь остановился не просто так, я искал, куда бы убраться, чтобы меня вообще больше никто не слышал и не видел… смотри, кладбище.
Кладбище называлось – «Успокоение свободы».
На некоторых могилах сохранились еще хоть и заляпанные грязью, но вполне работающие квереоны.
– Подойди.
Сантана обогнул пару решеток и колючек с изяществом аиста.
Я присел на корточки, протер квереон ладонью и тихонько активировал.
На экранчике появилась девушка – миленькая и совсем юная, с гладко причесанными волосами.
– Привет, – сказал я. – Привет, Хельга.
– Добрый день, – улыбнулась она. – Совершенная неожиданность! Никогда не думала, что моя могила продержится так долго, что я увижу человека из далекого-далекого будущего. Как вы? – она лукаво улыбнулась. – Открыли секрет вечной жизни?
Сантана наклонился над экраном. Он приблизил свои замотанные тряпками глаза к девушке, и та обратила на него внимание:
– Вы слепой? – участливо спросила она. – Простите.
– Ничего не понимаю, – пробормотал Сантана. – Выключи.
Я выключил.
– Что?
– Как оно работает?
– Это модель умершей. Она способна вести разговор, хорошо реагирует… и по характеру идентична с трупом. Как работает – не знаю. Я бы разобрал и посмотрел, но их здесь всего пять, и мне не очень хочется трогать просто из любопытства.
Сантана выпрямился и покрутил ладонью у виска.
– Прости его, капитан Белка, – сказал он, воздевая руки к небу. – Твое неразумное дитя способно понять, как работает кладбищенский искусственный интеллект, но считает, что характер идентичен с трупом! Идентичен с трупом!
– Да что с тобой такое…
На выходе из кладбища Сантана добавил:
– А ты знаешь, что кое-где нашего капитана объявили верховным божеством и приносят ему жертвы?
Я рассмеялся.
Все мы по характеру перекати-поле. Видимо, два года назад я зацепился какой-то своей высохшей веточкой за этот город, увял и остался, а Сантана своим присутствием все мне испортил. У него была цель, а у меня нет, и своим энтузиазмом он меня здорово обижал. Я изо всех сил пытался придумать себе цель пребывания здесь и додумался только до идеи основать Фонд Попечительства Диких Животных, и понял, что окончательно пропал.