Иногда Я НЕНАВИЖУ КЭТ!

Вспоминаю портрет пиратского капитана Моргана, прикрепленный липкой лентой к южной стене Зеркальной страны. Эл дотошно расспрашивала маму, как он выглядел, заставляя ее повторять снова и снова. Когда-то капитан Морган был уважаемым человеком, много лет работал на правительство, а потом покинул нас ради жизни в море.

Неужели я и правда верила в то, что наш отец – король пиратов? Да, еще как верила. Зеркальную страну придумала мама, а мы с Эл вдохнули в нее жизнь. Мы так им гордились! «Это наш отец, – сообщила Эл Россу в тот же день, когда он впервые залез к нам через окно-люк. – Его зовут капитан Генри. Однажды он за нами вернется и заберет к себе на Остров». Нашу непоколебимую веру не могло пошатнуть ничто. Мы верили безоговорочно, хотя и ошибались.

Религиозностью наша семья не отличалась. Дедушка язвительно высмеивал всякого, кто пытался строить из себя святошу. Тем не менее мы с Эл молились каждый вечер, стоя на коленях перед кроватью. Своего рода противоядие всему темному, что таилось в Зеркальной стране, наша страховка на всякий пожарный. Мы очень старались: сначала спрашивали у Бога, как он поживает, как прошел его день, потом просили благословить нас, маму с дедушкой, а позже и Росса. Мы не осмеливались упоминать ни пиратов, ни клоунов, ни индейцев, ни ковбоев. Разные миры, думали мы, лучше не смешивать.

Однажды утром Эл проснулась и объявила: «Бога нет! Тратить время на молитвы ни к чему! – Кончик ее носа покраснел, в глазах сверкала яростная мамина решимость. – Все равно ведь ты в него не веришь».

По большей части она была права, но мне нравился сам ритуал: стоять на коленях рядом друг с другом и знать, что мы – единственные во всем доме, кто ночь за ночью, неделя за неделей прилежно молится и накапливает у Бога кредит доверия. Когда-то я отличалась весьма истовой добродетельностью.

К тому времени Эл с Россом уже давно объединились против меня. Я бесилась, грустила. По ночам часами лежала без сна, пытаясь что-нибудь придумать – все равно что, лишь бы Эл разобиделась, ужаснулась, обратила на меня внимание…

«Нет уж, – заявила я. – Не стану я делать так, как хочешь ты».

Эл быстренько свела со мной счеты. В течение недели сестра настроила против меня всех наших. Дедушке наябедничала, что я молюсь несуществующему Богу, маме – что я специально злю дедушку, а остальные (пожалуй, кроме Мышки, которая цеплялась за свой нейтралитет, как за спасательный плот) и так давно перешли на сторону Эл. Даже клоуны…

Я ушла в глухую оборону. Храбрости мне хватало редко, зато упрямства было хоть отбавляй. В данном случае это лишь усугубило наш конфликт и привело к тому, что меня вызвали для переговоров на борт «Сатисфакции». В тот день Ведьма сидела за столом на кухне, а мама мешала что-то в кастрюле на плите. Когда я спустилась по лестнице, Ведьма выскочила в коридор, ткнула мне в грудь длинным костлявым пальцем и зыркнула прищуренными глазками. Ее жесткие черные волосы вились на голове кольцами, как змеи.

– Ты что творишь, хулиганка? – Ноздри ее яростно трепетали, как у быка.

Я молча обогнула основание лестницы и нырнула за черную занавеску. В Зеркальную страну я спускалась с тяжелым сердцем: окрик Ведьмы казался мне очень дурным предзнаменованием.

Эл с Россом восседали, скрестив ноги, в капитанской каюте. На корме стояли Энни, Мышка, Белла и Старик Джо Джонсон, бармен салуна Трехпалого Джо. Представителем клоунов, к моему ужасу, был не Дики Грок, а Пого. Он сидел на корточках рядом с кормовым фонарем, свесив между ног длинные пальцы в белых перчатках, и ухмылялся.

«Мы устроили эти переговоры, чтобы дать старпому возможность взять обратно свои слова насчет Бога или ответить за содеянное, – объявила Эл. – Твое решение, старпом?»

«Ни за что!»

«Просто скажи, что берешь свои слова обратно».

«Нет».

Эл тяжело вздохнула.

«Придется голосовать. Энни?»

«Наказать!» – Энни встряхнула рыжими волосами и оскалилась. От ее рыка я побледнела.

«Наказать, – печально проговорила Белла, вертя в руке золотую ленточку. – Прости, Кэт, но ты не можешь верить и в нас, и в Бога; тебе нужно выбрать что-то одно».

Старик Джо проголосовал так же, хотя явно сожалел о своем решении. В недавней перестрелке в Бумтауне он потерял дочь моих лет. Пого долго хихикал, потом выкрикнул в рупор: «Наказа-а-ать!» У себя в кафе клоуны держатся тише воды ниже травы, но только не в Зеркальной стране.

«Командир абордажной команды, твое слово».

Росса пускали на «Сатисфакцию» лишь днем, поэтому вряд ли стоило давать ему в переговорах такое же право голоса, как и всем остальным. Он посмотрел на меня и с ухмылкой проговорил: «Наказать».

Я сверлила его взглядом, пока не стерла усмешку с лица. Он покраснел и отвернулся, и мне стало так больно, что я почти забыла про страх.

«Мышка?»

Мышка покосилась на Эл с Россом.

«Простить», – прошептала она.

«Вот так сюрприз, – заметила Эл. – Ну что ж, старпом, придется тебя наказать».

Глаза ее подозрительно сверкнули, и меня обдало холодом: я поняла, что ей тоже страшно.

«Что вы со мной сделаете?»

Эл подошла ко мне, пряча руку за спиной, вытянула ее вперед и разжала кулак. При виде кусочка черной бумаги я съежилась. Черная метка!

«Ты должна ее взять».

«Не хочу».

Прежде мы никогда не использовали черную метку, хотя угроза постоянно витала в воздухе. Черная метка означала изгнание из Зеркальной страны, причем пожизненное. Я поверить не могла, что мой отпор Эл (кстати, из-за полной ерунды) заслуживает столь суровой кары. Я буквально застыла от ужаса.

«Бери», – велела Эл.

И я взяла ее двумя пальцами, словно боялась обжечься.

«Мы решили дать тебе последний шанс, – добавила Эл, и блеск в ее глазах не предвещал ничего хорошего. – У тебя ровно одна минута, чтобы найти укрытие. Прячься как следует! Попадешься до истечения часа – покинешь Зеркальную страну навсегда. Ясно?»

Я кивнула. Отсрочка казни, шансом тут и не пахло.

«Беги!» – крикнула Энни.

«Бе-е-еги!» – осклабив ярко-красные губы, проорал в рупор Пого, похожий на панду: лицо белое как мел, вокруг глаз черные круги.

Росс засмеялся, Мышка съежилась, глаза Эл сверкнули, словно серебристые стеклянные шарики.

Я бросилась в Бумтаун, ведя пальцами по стенам. На почте – слишком тесно, в вигваме – слишком очевидно, да и лакота-сиу союзники ненадежные. Лихорадочная спешка сменилась паникой, сердце бухало в груди, и я металась от одного укрытия к другому, пока не закончилось время. Разъяренные преследователи ликующей толпой заполонили проход, нагоняя. Я помчалась по дощатому тротуару к конторе шерифа, прошмыгнула внутрь и спряталась под грудой старых диванных подушек.