Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотя, возможно, они снимали бы это на свой телефон, думая, что она собирается прыгнуть.
Больные ублюдки.
— И все же, если бы ты могла говорить потише, это было бы здорово.
— Ты смущаешься?
Не смущался, пока не заговорил об этом. Это мой единственный секрет, если не считать того, какой дерьмовой была моя жизнь, когда я рос с двумя родителями, злившимися друг на друга. Мать, которая обижалась на меня, отец, который заботился только о победе.
И тот факт, что я в Айове, а не в Клемсоне, Алабаме или Нотр-Даме? Отец ненавидит это, но выбор Айовы был единственной вещью, которую я мог контролировать. И чувствовал себя здесь комфортно во время посещения кампуса и общения с членами команды, а для меня это важнее любого чемпионата.
Мне нужно было место, где я мог бы чувствовать себя как дома, и это была Айова.
— Я не стесняюсь быть девственником. Это просто физический акт, который ничего не значит, типа, как бег трусцой или несколько отжиманий.
Брови Чарли взлетают вверх.
— Теперь ты просто упрямишься. Если бы ты думал, что секс ничего не значит, ты бы уже это сделал.
Это правда.
Наверное.
— Беспокоишься, что в какой-то момент ты позволил своей девственности зайти так далеко, что у тебя это плохо получится?
— Пожалуйста, перестань произносить слово «девственность». И нет, я не думаю, что у меня это плохо получится, — фыркаю я. — Я ни в чем не потерплю неудачу.
— Говоришь не очень уверенно. — Чарли ухмыляется, на крыльце темно, но я все равно улавливаю это, когда отпускаю ее руку. — Кроме того, секс — это не поражение или победа. Это просто… это… — Ее голос затихает. Девушка слегка взмахивает руками, прежде чем снова опустить их на колени. — Это не похоже на попытку выиграть или проиграть игру.
— Откуда тебе знать? Ты нимфоманка?
Взгляд, который она бросает на меня…
Вот дерьмо. Зачем я, блядь, это спросил?
— Я занималась сексом с одним парнем ровно три раза, — сообщает она мне, разглаживая ладонями джинсы спереди. — В первый раз было больно, во второй — неловко, а в третий — незапоминающе. Я сделала это, потому что хотела покончить с этим. Он был порядочным парнем. Мы встречались около восьми месяцев, и он был… — Она пожимает плечами. — Неопытным. Мы оба были детьми. — Ее ноги все еще свисают с качелей, едва доставая до земли, что делает ее сейчас похожей на ребенка. — В любом случае. Я не нимфоманка. — Чарли закатывает глаза. — Кто вообще теперь использует это слово?
— С тех пор ты с кем-нибудь встречалась?
Ей требуется несколько мгновений, чтобы ответить:
— Я ходила на свидания, если ты это имеешь в виду.
На самом деле это не то, что я имел в виду. Мне любопытно узнать, трахалась ли она с кем-нибудь еще. Не то чтобы это было мое дело, но мне любопытно. О ней, ее привычках, увлечениях… партнерах в постели.
— Ты занималась случайным сексом?
— Джексон, я буквально только что сказала тебе, что занималась сексом всего три раза с одним и тем же парнем три года назад. — Чарли снова закатывает глаза. — Спасибо, что ты такой внимательный слушатель.
— Точно. Извини. — Просто дело в том, что… — С такой внешностью, как у тебя, ты должна быть в отношениях или что-то в этом роде. Или, по крайней мере, парни должны бросаться на тебя, чтобы привлечь внимание.
— С внешностью, как у меня? Ты милый. Но ни один парень не бросается на меня и не пытается привлечь мое внимание. Я могла бы пойти и постоять там, внутри в нижнем белье, и все равно никто бы ко мне не подошел.
Еще одно фырканье вылетает из моего носа, и клянусь гребаным богом, если сделаю это еще раз, то утром возненавижу себя за то, что вел себя, как тупица.
— Чушь.
Я бы заметил ее в центре комнаты в мешке для мусора. Или в рабочем комбинезоне.
— Мило, что ты так думаешь, но правда в том, что я больше девушка, которой соседские парни рассказывают о своих проблемах, а не та, которую они хотят пригласить на свидание.
Тогда эти парни — гребаные идиоты.
Вот только у меня нет сил спорить с ней — не без того, чтобы звучать, как болван или как будто мне не все равно.
А это не так. Мне нет дело до Чарли. Тем не менее, она постепенно становится мне другом — таким, без которого я легко мог бы обойтись, сложным другом, который мог бы манипулировать мной, заставляя делать все, что она захочет.
Я не могу позволить себе такого друга.
— Почему ты вдруг стал таким тихим? — Она толкает меня своим костлявым локтем, и я опускаю на него взгляд. Затем снова поднимаю голову и смотрю ей в глаза.
Затуманенные, но яркие.
— Просто устал, — вру я. — Это была долгая неделя.
По крайней мере, эта часть правдива.
— Могу себе представить. — Она смотрит на меня, зевает.
— Хочешь, я провожу тебя домой?
Она должна отказаться. Я слишком большой и слишком сильный, и она едва меня знает.
«Скажи «нет», Чарли. Будь умницей и скажи мне «нет». Зайди внутрь, найди своих друзей и иди домой с ними».
— Конечно.
Проклятье.
— Хочешь пойти сейчас?
— Да… давай отвезем тебя домой. — Я встаю, и с потерей моего веса — моих ста двадцати килограмм — качели откатываются назад. Они ударяются о перила позади, и Чарли раскачивается на них от инерции.
— О, черт! — ворчит она, почти теряя равновесие и падая. — Предупреждать же надо.
Пользуюсь моментом, чтобы окинуть ее взглядом — длинные ноги, изящные руки, когда-то сложенные на коленях, теперь сжимают ржавые металлические цепи, чтобы не упасть. Длинные светлые волосы. Изогнутые в усмешке пухлые губы.
Я представляю себе веснушки, разбросанные по ее носу. Крошечную ямочку на ее правой щеке, которая появляется только тогда, когда она смеется.
Чарли вскакивает.
— Тебе не следовало позволять мне провожать тебя домой.
Это первые слова, слетающие с моих губ, когда она присоединяется ко мне на тротуаре перед бейсбольным домом, инстинктивно глядя в том направлении, в котором нам нужно идти.
— Почему это? Собираешься напасть на меня? — Легкий смешок прерывает ее вопрос.
— Думаешь, это смешно? — Что такое с девушками, которые не воспринимают это дерьмо всерьез?
— Нет, но я знаю, что ты этого не сделаешь. — Она звучит так же легкомысленно, как и выглядит, беззаботно шагая по тротуару рядом со мной.