Восстание протестантов в Богемии в 1618 году против нового правителя-католика Фердинанда II (император, 1619–1637) стало поводом для начала очередного этапа беспощадной межрелигиозной борьбы, оставшейся в истории как Тридцатилетняя война (1618–1648). На первых этапах войска императора благодаря поддержке армии, присланной испанскими Габсбургами, во главе с генералом Спинолой добились значительных успехов. Но затем к конфликту подключились, в том числе по религиозным причинам, и другие страны, которые в очередной раз хотели восстановить баланс сил. Правительство Нидерландов, у которых в 1621 году закончилось перемирие с Испанией, заключенное в 1609 году, направило свои войска в Рейнланд, чтобы остановить армию Спинолы. В 1626 году с севера на территорию Германии вторглись датчане под предводительством самого короля Кристиана IV. За кулисами же войны один из самых влиятельных французских государственных деятелей кардинал Ришелье использовал любую возможность, чтобы осложнить положение Габсбургов. Однако ни военные, ни дипломатические контрмеры не имели особого успеха, и к концу 1620-х годов выдающийся полководец Альбрехт Валленштейн оказался близок к тому, чтобы подчинить власти своего императора Фердинанда большую часть Германии вплоть до балтийского побережья{43}.

Но столь стремительное накопление власти императором только укрепило стан врагов Габсбургов в желании еще активнее этому сопротивляться. В начале 1630-х годов, безусловно, самым решительным из них был харизматичный и влиятельный шведский король Густав Адольф II (1611–1632). Его хорошо обученная армия в 1630 году вторглась в северную часть Германии, а в следующем году двинулась на юг к Рейнланду и Баварии. И хотя сам Густав был убит в битве при Лютцене в 1632 году, это никоим образом не умаляет роли Швеции для Германии и, конечно же, в масштабах войны в целом. Напротив, в 1634 году испанский король Филипп IV (1621–1665) вместе со своим первым министром графом-герцогом Оливаресом решил значительно расширить помощь своим австрийским кузенам. Но отправка в Рейнланд мощной испанской армии под руководством самого кардинала-инфанта, в свою очередь, подвигла Ришелье развязать прямое вмешательство Франции в конфликт в 1635 году и повести наступление французской армии по нескольким направлениям. До этого в течение нескольких лет Франция играла роль неформального лидера антигабсбургской коалиции, финансировавшего всех, кто готов был бороться против имперской и испанской армий. Теперь же ситуация переросла в открытый конфликт, и каждая из коалиций начала спешно заниматься сбором денег, мобилизацией военных ресурсов, закупкой вооружения. Риторика стала жестче. «Либо мы все потеряем, либо Кастилия станет центром мира», — написал Оливарес в 1635 году, планируя на следующий год вторжение во Францию с трех сторон{44}.

Вместе с тем завоевание такой внушительной территории, как Франция, армии Габсбургов было просто не под силу. Она быстро достигла Парижа, но ее перемещение из одной части Европы в другую вскоре оказалось сильно затруднено. На севере на имперские силы напирали шведские и германские войска. Французы и Северные Нидерланды взяли «в клещи» Испанские Нидерланды. Кроме того, волнения в Португалии в 1640 году заставили перенаправить часть испанских войск и ресурсов с севера Европы ближе к дому, хотя их было явно недостаточно, чтобы восстановить единство управления на Пиренейском полуострове. А вспыхнувшее тут же в начале 1640-х годов восстание каталонцев, которых французы щедро спонсировали, создавало еще и определенную опасность распада самой Испании. Снаряженные голландцами морские экспедиции развязали военные действия в Бразилии, Анголе и на Цейлоне, превратив, по мнению ряда историков, текущий конфликт в первую мировую войну{45}. Если последнее принесло Нидерландам некоторые выгоды, то других участников многолетняя война к этому времени уже изрядно вымотала. Армии образца 1640-х годов были намного малочисленнее, чем 1630-х. Государственная казна почти опустела. Терпение людей достигло предела, что лишний раз доказывали все более ожесточенные протесты. При этом никто самостоятельно не мог выйти из войны, так как слишком тесными были межгосударственные связи. Многие протестантские государства Германии так бы и поступили, если бы были уверены, что шведская армия также отправится к себе домой, а Оливарес и другие испанские государственные деятели заключили бы перемирие с Францией, но та не бросала голландцев. На всех фронтах на всех уровнях параллельно с военными действиями шли секретные переговоры об условиях мира, и каждая из держав-участниц тешила себя мыслью, что очередная победа может стать еще одним серьезным аргументом в пользу выдвигаемых ими требований.

В итоге окончание Тридцатилетней войны стало в некотором роде результатом достаточно «грязной» дипломатии. В начале 1648 года Испания неожиданно подписала мирный договор с Нидерландами, признав их полную независимость. Но это было сделано лишь для того, чтобы лишить Францию союзника, и франко-габсбургская война продолжилась. В этом же году, после заключения Вестфальского мира (1648), прекратившего войну на германской земле и позволившего австрийским Габсбургам выйти из нее, конфликт стал чисто франко-испанским. Помимо закрепления того, что отдельные государства и правители заработали или, наоборот, потеряли в этой войне, главной идеей Вестфальского договора было установление религиозного и политического баланса в Священной Римской империи и, таким образом, ограничения власти императора. В итоге война между Францией и Испанией потеряла религиозную окраску и стала сугубо межнациональной. Это подтверждают и действия преемника Ришелье — французского министра Мазарини, который в 1655 году вошел в альянс с протестантской Англий во главе с Кромвелем для того, чтобы в конце концов заставить испанцев согласиться на мир. Условия Пиренейского мира (1659) не были столь уж жесткими, но уже то, что они вынуждали Испанию договариваться со своим заклятым врагом, свидетельствовало о закате эпохи господства Габсбургов в Европе. Правительству Филиппа IV разрешалось лишь воевать за единство Пиренейского полуострова, но даже это право было у него отнято в 1668 году после официального признания независимости Португалии{46}. Таким образом, политическое деление европейской части континента в большей своей части теперь было таким же, как и при вступлении на трон Карла V в 1519 году, хотя сама Испания вплоть до конца XVII века (см. карту 4) усмиряла мятежи и теряла собственные территории, тем самым платя дорогую цену за былую чрезмерную страсть к расширению своих владений.

Почему дом Габсбургов в итоге потерпел крах?{47} Это очень серьезный вопрос. Речь здесь идет о кризисе длиной в десятилетия. Поэтому, как кажется, не стоит искать причины краха в безумии императора Рудольфа II или некомпетентности короля Испании Филиппа III. Также нельзя утверждать, что династия Габсбургов и ее высшие сановники действовали как-то особенно неадекватно, если принять во внимание допущенные промахи их современников — французских и английских монархов или продажность и идиотизм некоторых и германских принцев. Загадка становится еще более непостижимой, если вспомнить, какие огромные материальные ресурсы были доступны Габсбургам: наследование Карлом V корон четырех главных династий — Кастильской, Арагонской, Бургундской и Австрийской — и последующее присоединение к ним Богемской, Венгерской, Португальской и на короткое время даже Английской, а также происходившее одновременно с этим покорение Испанией Нового Света сделали дом Габсбургов обладателем ресурсов, равных которому не было в Европе{48}.