Тут что-то было не так. Медленно, осторож­но она постаралась собраться с растрепанны­ми мыслями и сфокусировать все внимание лишь на одной: почему ее голова работала с таким трудом? С потолка ее растерянный взгляд скользнул к окну, потом спустился по зеле­ным шторам к полу и наткнулся на такой же зеленый ковер. Этот ковер она видела в спаль­не, которую выделил для нее Ник.

Значит, она находилась в спальне и лежала в кровати! Теперь все ясно.

Но в следующее мгновение Абигейл сдела­ла другое открытие, которое ввергло ее в шо­ковое состояние. Поворачиваясь на бок, она вдруг почувствовала прикосновение тонких простыней к своему... голому телу! Проведя по нему руками, она убедилась, что на ней не было ни джемпера, ни джинсов, ни каких либо других предметов одежды. Почему? Куда все по­девалось?

— Итак, ты проснулась.

Голос прозвучал за ее спиной. Она резко пе­ревернулась на другой бок, и ее глаза встрети­лись с голубыми глазами Ника.

— Это радует, — продолжил он. — А то я начал было подумывать о том, что ты собира­ешься проспать сто лет, как принцесса Шиповничек.

— Что ты со мной сделал? — оборвала его Абигейл дрожащим голосом.

— Сделал? — Он нахмурился. — Ровным сче­том ничего.

— Как это ничего? — Возмутилась Абигейл. — Я лежу тут, в чем мать родила, потому что это ты раздел меня и спрятал мою одежду! Да как ты посмел?!

— Успокойся, Абигейл. — Его огорчило по­дозрение, которое он увидел в ее глазах. — Сло­во «посмел» для данного случая не подходит. И забудь об извращенных сексуальных намерениях в отношении тебя с моей стороны — ведь ты, наверняка, собираешься обвинить меня в этом. Я снял с тебя одежду лишь с одной простой целью: чтобы тебе было удобнее, легче. Ты упала в обморок. Сначала тебя жутко знобило, а по­том бросило в жар...

После его слов Абигейл несколько успоко­илась и замолчала, обдумывая ситуацию. Выж­дав довольно длительную паузу, он спросил:

— Как ты себя чувствуешь сейчас?

— Как выжатый лимон.

Она дала своему состоянию явно завышен­ную оценку. На самом деле она чувствовала себя так, будто только что провела десять раундов с чемпионом по боксу в тяжелом весе. Ее ноги, руки, все тело гудели, словно от только что ушедшей боли, и ныли от жуткой слабости.

— Что ж, неудивительно, — понимающе кив­нул Ник. — Полагаю, в таком состоянии ты будешь находиться еще какое-то время. Но все же по сравнению с этими тремя днями, кото­рые ты провела практически без сознания, это серьезный прогресс.

— Дней? — Абигейл с трудом села в постели и, лишь в последний момент, вспомнив, что она совсем голая, быстренько натянула на пле­чи стеганое одеяло. — Ты сказал дней? Сколь­ко же...

— Ты проболела три дня. — Он присел на самый край кровати. — У тебя был какой-то мерзкий тип вируса. Врач сказал...

— Врач? Какой врач?

— Которому я позвонил, когда ты потеряла сознание. Практически, он сразу правильно на­звал все твои симптомы, не став даже расспра­шивать меня. Судя по всему, вирусом пораже­на половина населения нашей провинции. По словам врача, в тебе, очевидно, уже сидел этот мерзкий тип, когда ты выехала из Калгари, а твое потрясение, после аварии, оказалось пос­ледней каплей, которая перевесила чашу ве­сов в сторону болезни.

Теперь, когда густой туман, окутывавший мозг Абигейл, начал постепенно рассеивать­ся, в ее памяти стали всплывать разрозненные эпизоды, по которым можно было воссоздать общую картину заболевания. Она вспомнила, как бредила, когда у нее поднялась температу­ра; как потела и просыпалась от собственного крика, когда ей снились кошмары. В другие моменты она тряслась от холода и никак не могла согреться.

Она вспомнила также, что все время, пока была без сознания, кто-то постоянно находился рядом с ней; и у этого человека были ласко­вые руки и мягкий, убаюкивающий голос. Кто-то обмывал ее в ванне, поил из ложечки ох­лажденной водой, когда у нее пересыхало в гор­ле, кто-то подкладывал ей грелки и кутал в одеяло, когда она начинала дрожать от холода.

— И ты все эти дни ухаживал за мной?

— Больше здесь никого не было, кто мог бы делать это.

Ник произнес эти слова спокойным, дело­вым тоном, с невозмутимым видом врача. Именно его спокойствие и невозмутимость придали Абигейл храбрости, чтобы задать ему вопрос, который застрял у нее в голове, как кость в горле:

— А где же моя одежда?

— Как я уже сказал, без нее тебе было удоб­нее, легче, поэтому мне пришлось снять ее. В твоей сумке я нашел ночную рубашку, но ког­да ты температурила, а потом потела, она вся намокла, и мне пришлось надеть на тебя свою тенниску. Потом понадобилась и вторая. Сей­час все это в стиральной машине.

Абигейл вздохнула с облегчением. Но ее му­чил еще один вопрос, и она, с опаской взгля­нув на него, осторожно спросила:

— Но... ведь я не все время была горячая?

— Нет. Иногда ты просто не могла согреть­ся, — тем же спокойным, деловым тоном по­яснил он. — Прошлой ночью мне пришлось при­бегнуть к единственному эффективному спо­собу не дать тебе превратиться в ледышку — я лег в постель рядом с тобой. Но не волнуйся, глупышка, я не трогал тебя в том смысле, в каком ты, возможно, думаешь. Не такое уж я растленное чудовище, каким ты меня счита­ешь, и не настолько я измотан мужским голо­дом, чтобы позволить себе овладеть женщиной, находящейся в бессознательном состоянии.

— Я никогда не считала тебя чудовищем.

— Еще как считала! Ведь все написано на твоем милом личике, моя дорогая. Но, если быть откровенным, красавицы в коматозном состоянии еще никогда не возбуждали меня. Я предпочитаю бодрых, хорошо выспавшихся любовниц, которые активно хотят от меня того же, чего хочу от них я.

— Ник, извини. Как я сама не догадалась об этом?.. И спасибо за заботу обо мне.

— Может быть, ты что-нибудь поешь? Сей­час это было бы для тебя очень кстати. Без пищи

ты можешь опять упасть в обморок... Я приго­товил бульон. Принести?

— Пожалуй.

Возможно, когда она наполнит чем-нибудь желудок, ей станет лучше. Абигейл невольно прислушалась к шагам мужчины, спускавше­гося по лестнице. Оставшись одна, она опять уставилась в кремовый потолок. И вдруг почув­ствовала, что ее начали терзать угрызения сове­сти. Да, она повела себя неблагородно и небла­годарно по отношению к Нику, причем без вся­ких на то оснований. Ведь он ухаживал за ней три дня и три ночи! А что получил в ответ? Только ее подозрительность и недоверие.

Не прошло и пяти минут, как Ник вернул­ся из кухни. В руках у него был поднос, на ко­тором стояла чашка с бульоном, а на плече висела светло-голубая тенниска. Поставив под­нос на тумбочку, он бросил на кровать рубаш­ку и сказал:

— Пока не высохла твоя рубашка, можешь вот этим прикрыть свою наготу, если она тебя тревожит.

Она села в кровати, накинула на плечи оде­яло и стала надевать через голову тенниску. Поскольку ее руки после болезни были слабыми, этот простой ритуал требовал определенных усилий. Он осложнялся еще тем, что ей прихо­дилось то и дело подтягивать одеяло, сползав­шее с голой груди. В конце концов, операция завершилась благополучно, и Абигейл осталась, особенно, довольна тем, что большая тенниска Ника подошла ей по бедрам. Когда она вновь заняла полулежачую позу на подушках, муж­чина добродушно улыбнулся и сказал: