— Я уверен, что и двадцать лет спустя, — с убежденностью в голосе сказал он, — ты бу­дешь вызывать интерес у всякого молодого муж­чины, в котором течет горячая кровь.

Женщина слегка вздрогнула, ее фиалковые глаза взглянули на него поверх чашки чая, и она произнесла:

— Но ведь мне тогда будет уже сорок пять!

— О, не строй из себя наивную глупышку. Ты же прекрасно знаешь, что твоя внешность с возрастом станет только сочнее, ярче. Про­сто у тебя такой тип красоты. Твои глаза, фи­гура, бедра — все это, никогда, не потеряет сво­ей привлекательности.

— Ну, пожалуйста, не надо. — Ее щеки по­розовели, глаза вспыхнули — Ты так льстишь мне, что...

— Я уже говорил, что никогда не прибегаю к лести, — прервал он ее твердым голосом, — тем более по отношению к тебе. Просто, ты дол­жна знать правду и... видеть ее всякий раз, ког­да появляешься перед зеркалом. Время никог­да не сможет размыть твой облик, смыть твою красоту. Оно сможет лишь придать твоей вне­шности другой, быть может, еще более глубо­кий и неповторимый оттенок.

Несколько мгновений они смотрели друг на друга, и их взаимное притяжение и понима­ние было настолько глубоким и сильным, что не требовались никакие слова, движения или жесты. Ее фиалковые и его голубые глаза гово­рили сразу обо всем.

Ник встал и пересел из кресла на диван, по­ближе к ногам Абигейл. Она развернулась так, чтобы было видно все его лицо, и сказала:

— Значит, когда ты попал в больницу, на помощь к тебе сразу пришел Крис, так?

Он кивнул, вспомнив, как тяжело возвра­щалось к нему сознание в больничной палате, и его лицо помрачнело.

— Он сидел около меня дни и ночи напро­лет. Ухаживал за мной, как за малым ребенком. Когда мне стало чуточку лучше, я настоял, чтобы он больше не приезжал так часто и за­нялся своими делами.

— Именно в те дни он рассказал тебе об Элоиз?

— Именно в те дни, — кивнул Ник. — До своего несчастного случая, я не слышал о ней ни слова. Но стоило ему один раз упомянуть ее имя, как он уже не мог остановиться. Элоиз была здесь, Элоиз была там... Наконец нервы мои оказались на пределе, и если бы он еще раз заикнулся о ней, я бы наверняка сошел с ума. — Он рассеянно потер щеку вокруг шрама и нахмурился, вспомнив о том, что произош­ло между Крисом и его невестой. — Я действи­тельно думал... надеялся, что на этот раз у него что-нибудь получится.

— Надеяться никогда не поздно. Может быть, еще все уладится и получится. Может быть, у них была просто буря в стакане воды. Просто, какой-нибудь нервный срыв накануне свадь­бы... Сильно болит?

Сбитый с толку таким неожиданным воп­росом, Ник бросил на нее беглый взгляд, и его поразила глубокая озабоченность, которую выражали ее глаза. Невольно, прикрыв ладонью шрам, он медленно проговорил:

— Иногда дает о себе знать. Но это ничто по сравнению с болью, которую я испытывал в первые дни после того, как пришел в себя. Но сначала я даже не понял, что со мной случи­лось. А позднее, когда вспомнил, как все про­изошло, мне захотелось вновь забыться.

Увидев удрученное выражение лица Абигейл, заметив слезы в фиалковых глазах, он поспешно привстал, нежно взял ее за руку и сказал:

— Эй, девочка, все это уже в прошлом. Я все это уже пережил, поверь мне.

— Ник, прости меня.

— За что?

— За слова, которые я высказывала в твой адрес раньше. Мне не следовало обвинять тебя в том, что ты скрываешься здесь. Мне следова­ло призадуматься... Я хочу сказать, что не знаю всех фактов твоей жизни и не имею никакого представления о случившемся.

— Хочешь узнать, что произошло на самом деле?

Для обоих вопрос прозвучал как гром сре­ди ясного неба. Ник вовсе не собирался рас­сказывать ей о своих отношениях с Сидни и о том, чем они закончились. Но как только воп­рос, непроизвольно, сорвался с его губ, он по­нял, что отступать было уже поздно.

— Я не хочу вмешиваться в твою личную жизнь...

— Ничего страшного. Если ты действитель­но хочешь услышать историю моего шрама, я расскажу ее.

Ему самому захотелось, чтобы она узнала, как все произошло, хотя он и не мог объяс­нить, почему у него возникло такое желание. Возможно, из каких-то необъяснимых побуж­дений он вознамерился шокировать ее горь­кой правдой? Или, может быть, просто, подо­шло уже время поделиться с кем-нибудь — с кем угодно — всей этой историей, которая не переставала бередить душу?

— У меня была одна женщина. Девушка, если ты предпочитаешь это слово, хотя в Сидни не было ничего, даже отдаленно напоминающего таковую. Она была женщиной до мозга костей. Мы встречались уже месяцев пять-шесть, ког­да я предложил ей выйти за меня замуж. Мне казалось, что нас связывало нечто особенное, исключительное. Эта иллюзия ослепляла меня еще пару месяцев, пока я не обнаружил, что все то время, в течение которого она встреча­лась со мной, у нее был кто-то еще. Другой мужчина. И с ним Сидни тоже встречалась, ходила к нему на свидания, спала с ним и, при этом, даже не снимала с пальца мое обручаль­ное кольцо. В то время я много снимался и часто уезжал из города, поэтому она, видимо, решила, что мне не удастся застать ее врасп­лох. А ее молокосос даже вообразил, что она собирается выйти за него замуж! Из-за этого я с ней крупно поцапался, она швырнула мне кольцо и, хлопнув дверью, ушла. Вероятно, к нему. Позднее, я сделал ошибку, позволив ей увидеть себя с другой женщиной. Прошел день-два — и Сидни заявилась ко мне домой.

Неожиданно, его руку сжали мягкие, женс­кие пальцы. Он совсем забыл, что их ладони до сих пор еще лежали одна в другой...

— И что же было дальше? — едва слышно, выдохнула Абигейл.

— Драматическая сцена примирения. Почти по Шекспиру. — Ник грубо расхохотался. — Поначалу она вся так и светилась добротой и не­жностью. Сказала, что очень сожалеет о досад­ном казусе, который допустила по чистой глу­пости. Попросила прощения.

— И ты...

— У меня не хватило мозгов, чтобы не раз­вешивать уши, — опережая ее вопрос, ответил он. — Я решил начать с ней с чистого листа и простил ее. Хотя в глубине души знал, что у нас уже ничего не выйдет. Я смотрел ей в глаза и видел в них лишь обман, ложь. А когда по­пытался высказать свои сомнения и опасения, она вспыхнула, как спичка, стала кричать, визжать и угрожать расправой над собой или надо мной. После этого бурного спектакля ка­кие-то любовные отношения были уже неуме­стны. Тогда она попросила меня отвезти ее до­мой, и я согласился.

— О, зачем же?!

— Да, согласился. — Он мрачно кивнул. — Уже за городом, на проселочной дороге, в ка­кой-то момент, когда, ни впереди, ни сзади нас, машин не оказалось, Сидни вдруг схватилась за руль. Она была в истерике и, совершенно, не владела собой. Мне запомнился ее дикий вопль о том, что если я не достанусь ей, то не доста­нусь и никакой другой бабе. Так она вырази­лась. Ее крик чуть не порвал мои барабанные перепонки, буквально, за несколько секунд до того, как автомобиль, на полном ходу, врезался в дерево. Что было потом — я уже не помню.