– Даурхатты? – Я покосился на Тенуина.

Следопыт, как всегда, сидел неподвижно, лишь изредка отвлекаясь, чтобы поднести к губам чашу разбавленного спентой хмеля. Говорил монотонно, без эмоций, а в разговоре едва поворачивал голову. Я уже привык к его манере общаться.

Всего в потняцкой стояло с десяток столов. Быть может, больше. Освещалась она скудно, и я мог просто не разглядеть закоулков зала. Собственно, на все помещение не было ни одной люстры или фонаря. Только над каждым столом низко висели масляные светильники из соляного стекла, а вдоль каменных стен крепились открытые продолговатые жаровни; огонь на броковых кирпичах безжалостно клокотал по стенам, коптил привязанные к цепям стручки ниллы, рыбу, мясо, заодно наполнял все помещение неверным жарким багрянцем. Потолок здесь был высоким, хватило бы на второй этаж. Но вместо второго этажа повсюду висели металлические чаши, в которых, как и на цепях, что-то коптилось или, усыпанное корцией, мариновалось.

Дым от жаровен густым маревом собирался под потолком – потняцкой не были страшны ни грибок, ни плесень, ни клопы с прочей неприятной живностью. Отверстий в потолке не было; дым нарочно не выгоняли, использовали для заготовки на зиму провианта, а вниз он не опускался благодаря протянутым от стены к стене воронцам – широким, отшлифованным доскам. Подобное приспособление я встречал и раньше, в родных краях. У нас их использовали в домах, где топились печи без выходных труб. Все же в какой-то момент дым в потняцкой становился настолько густым и тяжелым, что его нижняя граница, будто полотно, натянутое между воронцами, начинало колыхаться и угрожающе прогибаться к головам посетителей. Тогда половой брал складной багор и вслепую отработанным движением вытягивал его крюк к небольшому продуху – сквознячному окошку, способному за каких-то полчаса извести весь дым наружу.

– Даурхатты, – кивнула Миалинта. – В общем-то ничего особенного. Стены из все тех же камней со связующей прослойкой. Высокие, в три-четыре сажени. И толстые – такие, что могли бы защитить от штурма. И стоят ровными кругами. Без ворот, без въездов, без подкопов. Просто круги стен, поставленные не то произвольно, не то по какому-то умыслу. А круги огромные. Под стать Предшественникам. Любопытно, правда?

– Может, они их и поставили?

– Нет. Я же говорю, кладка прочная, но грубая. Каахнерская. Хотя размах впечатляет. Жили в своих пещерах, ничего ценного после себя не оставили, а некоторые из кругов в поперечнике до пяти верст. Наш, в Лаэрноре, поменьше. Версты три.

– Тоже неплохо.

– Да.

– А что за стенами?

Первый даурхатт обнаружили при Лиадоре, отце Эрхегорда. Что с ним делать, не знали, а внутрь заглядывать боялись. Думали, там – очередные калургеры, провалы, как под Багульдином, или даже места обитания подлинных, живых калургов. После коронации Эрхегорда нашли еще три даурхатта. Сам ойгур распорядился обследовать один из них. Тогда пустили через стену нескольких следопытов. Они там каждую пядь обыскали. Ничего не нашли. Ни провалов, ни калургов. Просто лес. Это было в Западных Землях, чуть южнее Ара-Култука. Ни следа каких-либо строений, ни руин, ни знаков. Пусто. Заглянули в другие даурхатты и тоже ничего не нашли.

– Ну да, – хмыкнул Громбакх.

– Что?

– А ты думаешь, если б нашли, так бы сразу и раструбили по всем городам.

– Не знаю. Но факт простой…

– Факт, что даурхатты стоят в разных местах, – говоря, охотник поглаживал бутылек с маслом для носовых бурок. – В лесах, в открытых полях, в песках, в горах. Значит, сама местность каахнеров не волновала. Волновало что-то другое. То, что они хотели спрятать. Или защитить.

– Может, когда-то там действительно что-то хранилось. – Миалинта огляделась. В потняцкой теплилось еще три соляных светильника. Если нас было пятеро, то за другими столами сидело по восемь – десять человек. Некоторые о чем-то приглушенно говорили, но большая часть молчала.

– Может?! – фыркнул охотник. Вытащил пробку из бутылька, окунул в него палец и принялся мазать им по лайтанным кольцам в носу. – Яшмовая долина, скажешь, совпадение?

– Не знаю. А вообще говори потише. Здесь могут быть уши.

Уши тут только свиные. Натерты корцией и давно сварились. – Спрятав бутылек, надышавшись маслами, Громбакх потянулся щипцами к кипятку – выхватил небольшую рыбешку-сканду, бросил ее перед собой на стол и, не дожидаясь, пока она остынет, схватил руками. Швыркая слюной, откусил голову, сплюнул ее на пол и принялся пальцами выковыривать из брюха сочную мякоть.

Я уже отказался от попыток раздобыть что-либо в желобе. Решил, что все дело в щипцах. Стал при скупом свете осматривать и проверять их крепление, когда Миалинта ловко подцепила мой уже давно готовый кусок мяса, положила перед собой и сразу придавила рияжной лепешкой.

Громбакх, хлопнув меня по плечу, хохотнул и, склонившись, прошептал:

– Эта юбка хороша, но будет тебя объедать. Осторожней.

Я оттолкнул Громбакха, схватил его щипцы, а взамен бросил ему свои, чем окончательно рассмешил охотника. Попытался выудить из желоба рыбешку Миалинты. Не смог. Все по-прежнему выскальзывало из щипцов. Надавив сильнее, только разломил рыбешку пополам.

– Ну, спасибо. – Миалинта с демонстративным наслаждением откусила от мяса.

В конце концов мне удалось подцепить одну из половинок. Дрожащими руками, опасаясь слишком сдавливать щипцы, я поднес кусок к себе, опустил его на стол. Готово. Улов, правда, был небогатым. Хвост с торчащим хребтом и потрохами.

– Смотри не объешься. – Громбакх, дрожа от смеха, моими щипцами без затруднений выхватил из соседней емкости сразу три цельные рыбешки.

– В любом случае, – продолжала Миалинта, – сам Эрхегорд на даурхатты особого внимания не обращал. А когда власть в Вер-Гориндоре на время захватил Бауренгорд, тот чуть ли не первым делом распорядился сломать их стены. Разнести по кусочкам так, будто их никогда не было. Сломать, правда, успели только стены под Ара-Култуком и то не полностью. Эрхегорд вернул власть, объявил себя Венценосным ойгуром и отменил приказ брата.

– А даурхаттами так и не заинтересовался. – Охотник, сжалившись, отдал мне две рыбешки.

– Да. Эрхегорд не придавал им значения даже после того, как распорядился вновь замуровать Таильскую пещеру. И только его сын Ниалам подписал указ, запрещающий кому-либо подходить к стенам даурхаттов ближе, чем на полверсты.

– Глупый указ, – зевнул охотник.

– Какое-то время он защищал стены каахнеров.

– Тогда своих-то стен не хватало.

– Да, Земли только укрепляли власть. А ближе к Темной эпохе появлялось все больше желающих обследовать даурхатты. Поначалу туда лезли только выходцы из Земель Нурволкина, а потом и все наши оживились.

– Старая песня. Нерлиты вдруг подумали, что там лежит их Спящий, а южане заподозрили, что там можно разжиться новыми лигурами.