В 730 выезжаем и в 1500 без особых приключений возвращаемся домой с одной «палкой» [имеется в виду один проведенный концертлекция, что отмечалось вертикальной черточкой, «палкой», против фамилии каждого артиста в черновой ведомости по лекторию] и задами, разбитыми вдребезги ужасающей ездой по буеракам арзамасского «шоссе»!

22 ноября 1957 г.

(…) Вечером был с Ел. Вас. у Разуваевых [друзья Марка Марковича: Елена Васильевна Митрофанова, канд. техн. наук, химик, ассистент Г.А. Разуваева; Григорий Алексеевич Разуваев – профессор Горьковского университета, химик, действительный член Академии Наук СССР]. Очень интересно послушать от очевидца о деталях, обычно ускользающих в официальной передаче. Йог, катящийся за 500 километров на богомолье, кремация, прокаженные в Ганге, храм в Бенаресе, вообще – йоги с их гнусным юродством. Самое страшное: девочка, посвященная солнцу! Вообще, по моему впечатлению, – страшная страна, где царит чудовищное изуверство. Хорош эпизод в храме сикхов. Понравилась материя, где сквозь голубую дымку поблескивает пламенный контур рисунка. Изумительна эмаль на бронзе, рдеющая, как уголь, несравнимо даже с китайским и японским искусством. В проспектах хороша графика. Книг, газет и журналов … провозить нельзя, т.к. на них изображена свастика. Фотографии провозить … можно. Sic!

[Свастика, для нас долго бывшая только лишь знаком немецкого нацизма, на самом деле является одним из древнейших символов, известных человечеству; он восточного происхождения и обозначает такие понятия, как вечность, движение, вращение, круговорот, цикличность и, возможно, даже солнце и саму жизнь; гитлеризм лишь узурпировал этот символ, незаконно присвоил его себе, вследствие чего свастика стала вызывать негативное отношение во многих странах и в особенности в Советском Союзе].

6 декабря 1957 г.

Был в городе, встретил В.Г. Боруховича, зашли в кафе, выпили. У него депрессия изза болезни желудка; надо его хорошенько развлечь. (…) Окончил сегодня 1 том «Саги о Форсайтах», окончил с усилием, т.к. трагедия Флер и Джона поистине душераздирающая. А весь роман изумительно хорош, вот высокая литература в полном смысле слова.

11 декабря 1957 г.

(…) Вечером концерт Вл. Симеонова. Дворжак, «Из Нового света», Сметана, «Влтава», Чайковский, «Ромео и Джульетта», «Фракия» Петко Стайнова. Дирижер изумительный, при нем все както заискрилось и заблистало.

21 декабря 1957 г.

Дозвонился в Мединститут. За пьесу не садился, французским не занимался; весь день ушел черт знает куда. Вечером в Доме врача «Песни кино», потом забежал в фил., послушал «Франческу» – Гусмана. Впечатление хорошее.

[Израиль Борисович Гусман – главный дирижер симфонического оркестра Горьковской филармонии с 1957 по 1988 год].

30 декабря 1957 г.

Песня почти закончена и уже передана Измаилу. [Сатирические куплеты в адрес И.Э. Шермана; Измаил, скорее всего, – артист эстрады Горьковской филармонии И. Рахимов].

Мне передали, что есть недвусмысленное постановление партсобрания об его увольнении, т.к. получены уничтожающие характеристики и из Казани, и из Ленинграда.

Завтра последний день 1957 года и последний день моего far niente [итал. – ничегонеделание]: пора, пора приниматься за дело; филармония прекрасно обеспечивает мою жизнь, но «на причуды» надо подрабатывать еще 500–600 р. в месяц. (…)

31 декабря 1957 г.

В 900 начался в опере концерт – полнейший бордель, каждый делает, что ему взбредет в башку. Все же я рад, что старый год заканчивается удачно: халтурой на стороне. И то, слава Богу!

Сижу дома, один, в теплой комнате, где хотя и не царит идеальный, желанный мне порядок, все же нет бедлама, чисто, уютно. Грею суп и жду часа, когда начнется 1958!

Одиночество меня сейчас не тяготит. Пришла Верушка, очень оживленная и веселая, хотя добиться порядка на балу все же не удалось. Чокаемся рюмкой водки и заедаем бутербродом с бараниной.

Год 1957й – удачнейший год моей жизни. Я освободился от постылого худручества, я наконец получил работу, которая меня не тяготит, дает моральное удовлетворение, хорошо оплачивается, обеспечивает мне досуг – это величайшее благо! (…) Все же есть и неудачи.(…). Я ничего не написал за шесть месяцев и, следовательно, ничего не заработал. Надо кончать «каникулы», которые я на радостях себе устроил, и приниматься за дело, т.е. за писанину, т.к. в театре мне, вероятно, ничего не перепадет. Поменьше лениться, еще дальше и лучше организовывать свой быт и свой труд. Положительным считаю начало занятий французским языком, которым должен пристойно овладеть к 1. 6. 58 г.

Поменьше лениться, вот основное!

[Последняя запись в тетради 1957 года – выдержки из романа И. Ефремова «Лезвие бритвы»]:

«Три кита современной нашей общественной жизни: зависть, болтовня во всех ее видах и покупка бесчисленных вещей.

…человек глуп потому, что он тянется к звездному небу, забыв, что сама Земля есть звезда…

…без разносторонних интересов человек быстро сделается равнодушным ко всему эгоистом …

…стараются развлечь печального и усталого человека бодрым криком, разухабистой ритмикой, тем, что называют веселыми песнями. И добиваются противоположных результатов, потому что отталкивают слушателя и раздражают его.

Мужчины только притворяются, что любят сухое вино, тонких девушек и музыку Хиндемита. На деле все они обожают сладкие вина, толстых женщин и музыку Чайковского.

Везде и всегда с осторожностью относитесь к воспоминаниям людей старшего поколения. Они вовсе не думают обманывать себя и других, но сами видят перед собой мираж отобранных памятью ощущений и образов».

Семь лет М.М. Валентинова – только фрагмент его долгой жизни. В ней нет конца – мудрого и всегда печального. Еще досаднее – нет и начала – двадцатых, тридцатых, сороковых, когда силы били ключом и мир открывался в первозданной свежести. Но и то, чем мы располагаем – щедрый дар умного и талантливого человека.

Поражает прежде всего одаренность Марка Марковича, его глаз художника и слух музыканта. В своих оценках искусства он почти всегда безупречен. Его разборы полотен живописцев и оперных спектаклей могли бы составить самостоятельное исследование. Его общение с выдающимися дирижерами Рождественским и Кондрашиным и певцами Петровым и Суховицыной, современными живописцами и музыкантами – общение на равных. С высоты собственного таланта и художнического опыта глядит он на современное искусство без снобизма, но и без снисхождения. Как великий поэт века, Марк Маркович мог бы сказать о себе:

Меня, как реку, суровая эпоха повернула,

И я своих не знаю берегов…

Несовпадение личности Марка Марковича Валентинова и тех «берегов», в которых он провел жизнь, – особая трагическая тема. На первый взгляд может показаться мелочным постоянный подсчет копеек, истраченных на обеды и на бытовые траты. Какаято керосинка, неудачно купленная, железнодорожный билет, который приходится добывать через начальство, тщетная попытка попасть в баню, очереди, житейские неудобства и обиды, продиктованные обстоятельствами времени, но и