В кухне у Ольги горел свет. Пёс постучал по приоткрытой ставне. Ольга подошла к окну.

— Деверь! — завопила она. — Там в палисаднике чёрное чудище!

Но Медведь сразу узнал друга и побежал открывать дверь.

Пёс вошёл в прихожую, снял с плеч мешки, выложил на пол тридцать спящих котят и сказал:

— Ольга, простите меня, пожалуйста, я просто не знаю, куда податься с детишками!

Ольга уставилась на перепачканного Пса, на тридцать грязных, вымазанных сажей котят — а потом заявила решительно:

— Пихайте эту ораву обратно — сию же минуту!

— А я думал, вы добрая, — грустно сказал Пёс.

— Любая доброта имеет пределы, — ответила Ольга. — Несите этих грязных приблудышей в кошачий приют!

— Тьфу, противно слушать! — вмешался Медведь. — Не ожидал от тебя, невестка! Ты же всегда говорила, что любишь детей.

— Дети для меня, — сказала Ольга, — это человеческие детёныши и медвежата.

— Тьфу, противно слушать! — воскликнул Пёс. — Дети — это дети. Разделять их на породы — свинство!

— Ах вот как! — закричала Ольга. — Мне, значит, на породы разделять нельзя, а у тебя «свинья» — бранное слово!

От громкой перепалки котята проснулись. Пёс хотел запихать их обратно в мешки, но проснувшихся котят не так-то легко куда-нибудь запихать. Пока он поднимал первых двух, остальные разбежались. Один котёнок спрятался под диван, двое залезли в шкаф, трое запрыгнули на вешалку для шляп, четверо вскарабкались вверх по занавескам, пятеро заползли в кровать, шестеро вскочили на стол, а оттуда — на люстру, а семеро пробежали в чулан. Те двое, которых Пёс схватил в самом начале, проскользнули у него между лап и порскнули за печку.

Пёс извлёк из чулана семерых котят и посадил в мешок. Потом залез на стол и снял шестерых с люстры. Когда он донёс их до мешка, первые семь уже оттуда сбежали. На вешалке для шляп сидело теперь десять котят.

— Так ничего не выйдет! — сказал Пёс, с трудом переводя дух. Он запихал шестерых котят в мешок и протянул его Медведю: — Дружище, подержи их пока тут, пожалуйста!

Медведь покачал своей большой головой:

— В мешках держат картошку или лук! Нельзя с детьми обращаться как с картошкой!

С этими словами он тяжело протопал в гостиную, уселся на диван и позвал оттуда:

— Дети, не дурите! Идите все ко мне! Ольга — жестокая, бессердечная женщина! Она гонит нас из дому в жестокий мир!

Тут котята подняли дружный ор.

— Нам нужен домашний уют! — мяукала одна кошечка.

— Мы ещё малы для жестокого мира! — подхватила другая.

Звучало это так жалобно, что и каменное сердце не выдержало бы. Ольга заткнула уши, пытаясь устоять. Но от тридцати кошачьих голосов двумя ладонями не отгородишься. Ольга сдалась. Она опустилась на диван рядом с Медведем и крикнула, перекрывая кошачий концерт:

— Ладно, оставайтесь!

Пёс на радостях заключил Ольгу в объятия — и перепачкал её с головы до ног. В таком виде она больше подходила к Псу и котятам — и к своему дому. Потому что во всём доме не осталось ни одного чистого местечка. Пока котята шныряли туда-сюда, они всё вымазали сажей. Да и Пёс, гоняясь за ними, оставил везде чёрные следы. Ольга высвободилась из его объятий и сказала решительно:

— Ну что ж, тогда приступим!

— К чему приступим? — спросил Медведь.

— К мытью! — ответила Ольга. — Сперва моем Пса, потом котят, потом дом.

Пёс послушно потопал в ванную. Ольга намылила его, растёрла жёсткой щёткой и пустила сильную струю из душа. Псу было только приятно. Он любил воду и против мыла тоже ничего не имел. Зато котята страшно перепугались, увидев, что Ольга делает с Псом. Дрожа, они сбились в комок у Медведя на коленях.

Один Котёнок промяукал:

— Нам нужен домашний уют, а не сырость!

Другой откликнулся:

— Нас нужно гладить, но не жёсткой щёткой!

Третий подхватил:

— И чем тогда хуже жестокий мир?

— Тихо, тихо, — пробасил Медведь. — Просто вылижите с себя всю грязь, пока невестка не вернулась из ванной!

— Мы ещё не умеем! — пискнула одна кошечка.

— Нас ещё надо научить! — откликнулась другая.

— Нас всегда папа вылизывал! — пояснила третья.

А остальные двадцать семь котят заголосили:

— Хотим к папе!

Медведь тяжело вздохнул и скомандовал:

— Все ко мне на вылизывание!

Медведь вылизал дочиста всех тридцать котят — от носа до хвоста. Его подташнивало — он здорово наглотался сажи, грязи и кошачьей шерсти. Зато когда Ольга вернулась в гостиную с дочиста отмытым Псом, тридцать котят тоже сверкали чистотой.

— Мы уже выкупались, невестушка! — гордо заявил Медведь.

Ольга пыталась возражать.

— Чистота, — сказала она, — требует мыла и воды.

Тут Медведь окончательно взбеленился.

— Неужели ты не способна понять своими куриными мозгами, — кричал он, — что с котятами нужно обращаться по-кошачьи?!

— Неужели ты не способен понять своими куриными мозгами, — орала Ольга в ответ, — что я в этом больше понимаю?! Я женщина, в конце концов! И пусть у меня никогда не было собственных детей, моё материнское сердце знает, что малышам нужно!

— А я мужчина, в конце концов! — рявкнул Медведь. — И пусть у меня никогда не было собственных детей, моё отцовское сердце знает, что малышам нужно!

Тут Пёс громко пролаял три раза. Так громко, что Ольга и Медведь смолкли. А Пёс сказал:

— А я — отец, и мы с женой вырастили много собственных детей. И могу вам сказать, что для малышей нет ничего вреднее, чем ругань и ссоры. Они пачкают душу. И эту грязь уже ничем не отмоешь. Языком её не слижешь, и вода с мылом тоже не помогут.

— Верно, друг! — откликнулся Медведь. — От меня больше никто резкого слова не услышит!

— От меня тоже! — поклялась Ольга.

Она взяла веник, совок, тряпку, губку и ведро — и принялась за уборку.

К полуночи дом снова сиял чистотой. Котята давно спали — на брюхе у Пса, пристроившегося на диване. Псу было страшно неудобно, но он не решался пошевелиться из страха придавить котёнка. «Раз котятам свойственно спать у родителей на брюхе, значит, надо терпеть! — сказал он себе. — Опекун должен полностью подчинять свои интересы благу детей!»